Изображение русского национального характера. Проблема русского характера, русской национальности

Проблема национального характера в целом и специфики русского характера, в частности, является неоднозначной. Начнем с того, что ряд современных этнопсихологов вовсе отрицают существование такого явления как национальный характер, исходя из ряда оснований. Одни, как мы помним, считают, что категория характера утратила свое значение в силу ее расплывчатости, многозначности и может применяться лишь в обыденной, житейской, но не научной психологии; другие полагают, что каждая личность в каждом конкретном случае представлена набором определенных черт, к которым не применимо понятие характер, следовательно, у каждого человека, вне зависимости от национальной принадлежности, можно выделить различные сочетания типичных черт.

Даже если исследователи признают правомерность использования в психологии понятия характер, они нередко утверждают, что каждый народ представлен множеством разнообразных характеров, среди которых невозможно выделить типичный для него. Последняя позиция обусловлена тем, что категория характера действительно ускользает от точного однозначного определения. В первой главе мы уже рассматривали его многообразные определения, одни из которых имеют сугубо психологическое содержание и обращены к различным проявлениям психического в поведении и поступках; в других, скорее, выделяются социальные аспекты; в третьих в характер вкладывается социокультурное содержание; в иных же интегрируются клинические отклонения и т.д. Соответственно, кросскультуральные исследования характера, основанные на этих определениях, действительно часто не дают основания говорить об этнических характерологических различиях.

В самом деле, если в кросскультуральном исследовании исходить, например, из клинических типологий характера, то ожидание этнических различий связано с предположением о том, что люди разных этносов склонны к разным психическим заболеваниям, что не всегда оправдано и не подтверждается в конкретном исследовании. Косвенным свидетельством этой установки на сходство является, например, стремление применять единый для всех перечень психических болезней и личностных расстройств, отвечающих Международной классификации болезней 10-го пересмотра (МКБ-10: Класс V). В то же время исследователи отмечают существование этнических вариантов симптоматики различных болезней, наличие этнических психозов, культурно-специфических реакций на стресс и т.д.

Например, Ю. С. Шойгу и М. В. Павлова считают, что реакция на стресс имеет не только типичный, но и культурально-специфичный характер. Так, у пострадавших в 2003 г. от землятресения в с. Кош-Агач Алтайского края наиболее частыми были реакции эмоциональной ригидности, минимально выражены мимические реакции, практически отсутствовали реакции психомоторного возбуждения, агрессивные, включая вербальную агрессию, слезливости, плаксивости как среди взрослых, так и среди детей. Тогда как в Беслане (Северная-Осетия Алания) в 2004 г. на разных этапах переживания горя и острых стрессовых реакций у пострадавших наблюдались массовые истерические формы реагирования как среди женщин, так и среди мужчин, доминировали агрессивные формы реагирования, в основном – вербальной агрессии, а также реакции психомоторной заторможенности.

Аналогичным образом, ряд качеств или черт характера, таких как трудолюбие, или материнское чувство, или коммуникативность и пр. должны быть в достаточной мере выражены у любого народа, поскольку представляют собой универсальные условия существования любой этнической общности.

В то же время, есть черты или качества характера, которые в разной степени представлены у разных народов, например, феминность или маскулинность, соотношение которых различно в феминных или маскулинных культурах.

Нидерландский этнопсихолог Гирт Хофстед , исследовавший влияние национальных культур на организационное поведение людей, выделяет пять «культурных измерений», которыми одна культура отличается от другой: индивидуализм -- коллективизм; дистанция власти (большая -- малая); неприятие неопределенности (сильное -- слабое); мужественность -- женственность; краткосрочная -- долгосрочная ориентация на будущее. К ультуру в целом он определяет следующим образом: «Коллективная ментальная запрограммированность, часть предопределенности нашего восприятия мира, общая с другими представителями нашей нации, региона или группы и отличающая нас от представителей других наций, регионов и групп». В рамках этого подхода (проект GLOBE) исследовались национальные особенности менеджмента, тип его, так сказать, «коллективной запрограммированности». В опросе участвовали более 17000 руководителей из 825 организаций в 61 стране, включая Россию. Был выявлен «портрет» эффективного «мирового» лидера: энергичный, решительный, умный, надежный менеджер, заслуживающий доверия, умеющий планировать будущее и создавать мотивацию. Тип российского эффективного лидера иной, ему свойственны: способность принимать индивидуальные решения и отвечать за них; открытость, быстрота и компетенция в нестабильной внешней среде; ориентация на процесс, а не на конечный результат; агрессивность и забота о статусе и… отсутствие видения будущего. Таким образом, здесь явно выражены черты противоречивой личности с жестким автократичным стилем поведения. Трудно сказать, какие из этих черт российского менеджера более связаны с современной социокультурной ситуацией, а какие обусловлены культурными традициями, однако они отражают представление многих как отечественных, так и зарубежных исследователей русского характера о его противоречивости и полюсности (Колонтай, 2004, Латова, Латов, 2001)

Г. Хофстед выделил также в рамках своего подхода особенности маскулинных и феминных культур, представленные в таблице 5 (О.А. Апарцева, 2005).

Таблица 5 - Ключевые различия между феминными и маскулинными обществами

(по Г. Хофстеду)

Общая норма

В семье

В школе

На работе

В политике

Идеал общества благоденствия; необходимо помогать нуждающимся; терпеливое общество; высший приоритет – сохранение среды; правительство тратит сравнительно большую часть бюджета на помощь бедным странам; правительство тратит сравнительно меньшую часть бюджета на вооружение; международные конфликты должны разрешаться путем переговоров и компромиссов; сравнительно много женщин занимают выборные политические должности.

Идеал общества высоких достижений; нужно поддерживать сильных; строгое, карающее общество; высший приоритет –поддержание экономического роста; правительство тратит сравнительно меньшую часть бюджета на помощь бедным странам; правительство тратит сравнительно большую часть бюджета на вооружение; международные конфликты должны разрешаться путем демонстрации силы или путем борьбы; сравнительно мало женщин занимают выборные политические должности.

Преобладающие идеи

Сексуальность

Спокойное отношение к сексуальности как к бытовому явлению; слабые запреты на открытое обсуждение сексуальных вопросов; сексологические исследования акцентируют внимание на переживаниях и чувствах; больше внебрачных сожительств; меньшая зависимость жены от мужа; меньше различий между сексом и любовью; признание женской сексуальной активности; секс рассматривается как партнерское отношение; более терпимое отношение к мастурбации и гомосексуальности.

Моралистическое отношение к сексуальности как к бытовому явлению; строгие запреты на открытое обсуждение сексуальных вопросов; сексологические исследования фиксирует внимание на числах и частотах; меньше внебрачных сожительств; большая зависимость жены от мужа; больше различий между сексом и любовью; норма женской сексуальной пассивности; секс часто ассоциируется с эксплуатацией партнера; нетерпимое отношение к мастурбации и гомосексуальности.

С другой стороны, и само содержание качеств, которые в той или иной мере представлены в психологии разных народов, может быть весьма различным. Например, в исследовании содержания толерантности у немецких и русских студентов, проведенном О. Е. Гурьяновым и Д. И. Сеймченко (поЛи Чжан, 2004) обнаружены существенные различия в понимании толерантности (в социологическом опросе участвовали 597 студентов СибГТУ и 476 студентов Мюнхенского политехнического института). Немецкие студенты в качестве основных синонимов толерантности (терпимости) назвали доброту, уважение, сочувствие и способность понять другого. Русские студенты в качестве признаков толерантности назвали сдержанность, терпение и спокойствие. В самом определении толерантности были выявлены следующие особенности: немецкие студенты рассматривают ее как "хорошее отношение к людям независимо пола, национальности, умственных способностей, особенностей и социального положения человека»; российские студенты преимущественно представляют толерантность как стремление понять другого, не торопиться с негативными суждениями.

Д. Мацумото вводит даже понятие индигенной личности, под которым понимаются «представления о личности, выработанные в рамках какой-либо отдельной культуры и характерные, а также адекватные только для данной культуры» (Мацумото, 2008, с.518). Соответственно в разных культурах могут быть применимы разные измерения личности, соответствующие этим концептуальным основаниям, универсальные измерительные методики, основанные, в частности, на факторных моделях личности, могут искажать и нивелировать культуральные, этнические, национальные различия.

Добавляет сложностей в анализ национальных характеров господство различных стереотипов в представлениях о типичных национальных особенностях.

Любопытный материал в этом отношении собран С.Г. Тер-Минасовой (2000), которая выделяет ряд источников появления и бытования этнических стереотипов, к которым относятся, в частности анекдоты. Она пишет: «в русских международных анекдотах англичане обычно подчеркнуто пунктуальны, немногословны, прагматичны, сдержанны, любят сигары, виски, конный спорт и т. п. Немцы практичны, дисциплинированны, организованны, помешаны на порядке и потому ограниченны. Французы - легкомысленные гуляки, эпикурейцы, думающие только о женщинах, вине и гастрономических удовольствиях. Американцы богатые, щедрые, самоуверенные, прагматичные, знамениты хорошими дорогими машинами. Русские - бесшабашные рубахи-парни, неприхотливые, алкоголики, драчуны, открытые, неотесанные, любят водку и драки. В русских международных анекдотах все они ведут себя соответственно этим стереотипам. В качестве одного из примеров автором приводится анекдот о международном конкурсе на лучшую книгу о слонах, который в российском варианте выглядит так: Немцы привезли на тележке многотомный труд "Введение к описанию жизни слонов". Англичане принесли книгу в дорогом кожаном переплете "Торговля слоновой костью". Французы представили жюри изящно иллюстрированное издание "Любовь у слонов". Американцы издали тоненькую карманную книжечку "Все о слонах". Русские написали толстую монографию "Россия - родина слонов". Болгары предложили брошюру "Болгарский слоненок - младший брат русского слона". В норвежском варианте этого анекдота немцы представляют на конкурс книгу "150 способов использования слонов в военных целях", французы - "Сексуальная жизнь у слонов", американцы - "Самый большой слон, которого я когда-либо видел", шведы - "Политическая и социальная организация общества слонов", датчане - "150 рецептов блюд из слона", норвежцы - "Норвегия и мы, норвежцы"» (Тер-Минасова, 2000, с. 140).

Вследствие этих разноречивых данных в этнопсихологии сложилось несколько достаточно различающихся представлений о национальном характере, в которых выделяются разные грани национального характера. Приведем некоторые из них.

Русский философ, этнопсихолог Г.Г. Шпет (1879 - 1940), склонный сближать категории духа (смысл и идея народа), характера, души народа, полагает, что национальный характер (душа народа) представляет собой единство переживаний («то общее в их переживаниях как «откликах» на происходящее перед их глазами, умами, сердцем» ), общность отношений « к им же «созданным» духовным ценностям» и «типичные коллективные реакции индивидов на сходные условия жизни» (Шпет, 1996, с. 111).

Душа народа предстает в его работах как особый тип коллективности, «коллективный субъект», в основе которого находится индивидуальная душа, и «организация» которого детерминирована природными, социальными факторами и творимой людьми духовной культурой.

Один из основателей социальной психологии Г. Лебон (1841 – 1931) определяет душу народа (общеупотребительный в 19 веке термин, применяемый этнопсихологами и этнологами) как совокупность моральных и интеллектуальных особенностей, как синтез его прошлого и наследство всех его предков, и, что самое важное, как общие чувства, общие интересы и общие верования. В качестве причин, определяющих специфику души народа, выступают наследственность, влияние семьи, социальной среды, причем приоритет отдается влиянию предков, т.е. биологической наследственности. Этот «агрегат общих психологических особенностей» образует некий средний тип (идеальный тип) определенного народа или национальный характер (Лебон, 1995).

Д.В. Ольшанский (2001) считает, что «национальный характер - это совокупность наиболее устойчивых, характерных для данной нацио­нальной общности особенностей восприятия окружаю­щего мира и форм реакций на него. Национальный харак­тер представляет собой, прежде всего, определенную совокупность эмоционально-чувственных проявлений, выражаясь в первую очередь в эмоциях, чувствах и настроениях - в предсознательных, во многом иррациональных способах эмоционально-чувственного освое­ния мира, а также в скорости и интенсивности реак­ций на происходящие события» (Ольшанский 2001). В.Г. Крысько (2002) определяет национальный характер как «исторически сложившуюся совокупность устойчивых психологических черт, определяющих привычную манеру поведения и типичный образ действий представителей той или иной нации и проявляющихся в их отношении к социально-бытовой среде, к окружающему миру, к труду, к своей и другим этническим общностям».

С. М. Арутюнян, который также признает существование национального характера, или «психологического склада нации», определяет его как «своеобразный национальный колорит чувств и эмоций, образа мыслей и действий, устойчивые и национальные черты привычек и традиций, формирующихся под влиянием условий материальной жизни, особенностей исторического развития данной нации и проявляющихся в специфике ее национальной культуры» (Арутюнян, 1966. с. 31).

Интересна и обоснована точка зрения К. Касьяновой, которая связывает национальный характер с понятием социального архетипа и полагает, что в «основе национального или - точнее - этнического характера … лежит некоторый набор предметов или идей, которые в сознании каждого носителя определенной культуры связаны с интенсивно окрашенной гаммой чувств или эмоций («сентименты»). Появление в сознании любого из этих предметов приводит в движение всю связанную с ним гамму чувств, что, в свою очередь, является импульсом к более или менее типичному действию. Вот эту единицу «принципиального знаменателя личности», состоящую из цепочки «предмет - действие», мы впредь будем подразумевать под понятием социальный архетип» (Касьянова, 1994, c.32).

Таким образом, несмотря на многообразие определений национального характера исследователи выделяют в нем, как правило, то, что относится к собственно психологическим проявлениям и то, что относится к поведению.

Вследствие столь многогранного, многомерного и противоречивого содержания категории национального характера этнопсихологи пытаются ввести иные понятия, которые в меньшей мере содержат в себе пресуппозиции различных взглядов и подходов: национальный менталитет, базовая личность, модальная личность.

Например, категория национального менталитета, рассматриваемая обыкновенно как более общая по отношению к понятию национальный характер, определяется как «присущая национальной общности стабильная совокупность иррациональных и рациональных особенностей коллективных представлений о мире, специфический склад мышления, чувств, верований, установок, которые опредмечиваются в материальной и духовной культуре, а также в особенностях функционирования и организации социальных институтов»(Трофимов, 2001).Однако, на наш взгляд, здесь акцент, скорее, делается лишь на одну из сторон национального характера: представления, мышление, мировоззрение, но почти исчезают такие важные составляющие, как специфика действий, поступков, отношений.

В рамках культурной антропологии А. Кардинером (1892 - 1981) было сформулировано понятие базовой личности как неком доминирующем типе, представленном в каждой культуре и формируемом определенной культурой. Понятие базовой личности предполагает существование некоторого структурного ядра, общего для всех членов группы. Она представляет собой тип и способ интеграции человека в культурную среду: особенности социализации представителей данной культуры, их индивидуально-личностные характеристики. Согласно А. Кардинеру, базовая личность «… техника размышлений, система безопасности (то есть стиль жизни, посредством которого человек получает защиту, уважение, поддержку, одобрение), чувства, мотивирующие согласованность (то есть чувство стыда или вины) и отношение к сверхъестественному» (Этнология в США и Канаде, 1989). Базовая личность, таким образом, как отмечают исследователи, представляет собой совокупность склонностей, представлений, способов связи с другими людьми, которая обусловливает максимальную восприимчивость человека к определенной культуре и позволяет ему переживать удовлетворенность и устойчивость, иначе говоря, базовая личность представляет собой результат адаптации к универсальному порядку жизни определенной культуры (формируемая в детстве способами ухода за детьми и их социализацией). В данном случае акцент делается, главным образом, на переживании благополучия, достигаемого в том случае, если человек «вписался» в определенную культуру, что также отражает лишь один из аспектов национального характера и недооценивает его активное начало.

Однако многие этнопсихологи не согласились с позицией А.Кардинера относительно существования единственной базовой личностной структуры, присущей всем членам группы, поскольку ее признание означало бы отказ от личностного разнообразия, и в этом смысле категория базовой личности имеет чрезмерно универсальный и умозрительный характер. Стремясь преодолеть указанные недостатки, этнологи А. Инкельс и Д. Левенсон ввели понятие модальной личности, представляющей собой некий собирательный облик, включающий черты характера и другие психологические особенности, присущие большинству взрослых членов данного общества. В этом случае речь идет о статистическом явлении: совокупности особенностей, которые можно определить эмпирически с помощью тестирования. Однако дальнейшие исследования показали, что в обществе, как правило, имеется не один наиболее распространенный тип личности, но несколько модальных личностей. Впрочем, последнее не меняет сугубо эмпирического и статистического понимания модальной личности, что лишает эту категорию целостности и системности и теоретической обоснованности (Стефаненко, 2007).

Таким образом, введение новых категорий не снимает проблемы содержания национального характера, но лишь размывает ее.

Традиционно используемая категория национального характера имеет право на существование и достаточно адекватно отражает существующие этнические, национальные, культурные различия. Национальный характер одно из объединяющих начал нации и поэтому требует специального изучения и анализа.

Национальный характер – это не статистическая совокупность наиболее часто встречающихся психологических или иных особенностей мышления, переживания, поведения той или иной этнической общности, и даже не наиболее часто встречающиеся типы личностей, это отражение души народа во всей ее противоречивости и сложности, в ее явных и скрытых особенностях.

Это некая форма бытия народа, способ его существования в истории, закрепленный в языке и тенденциях его развития, в системе ценностей, отношений к миру и к самому себе, моделях решения исторических задач, традициях, социальном поведении, в совокупной специфике психологических особенностей. Все эти параметры находятся во взаимосвязи и взаимообусловленности, определяя интегральное и динамичное единство национального характера и логику его развития. В различные исторические периоды в соответствии с конкретными историческими задачами могут на первый план выходить те или иные ценности, типы социального поведения и пр., однако неизменной является социокультурная топология (конфигурация) национального характера, способ связи между собой его различных составляющих. Говоря математическим языком, национальный характер представляет собой топологический инвариант, включающий качественные, устойчивые свойства, не меняющиеся при деформациях, т.е. он гомеоморфен. К таким свойствам можно отнести систему ценностей, представленную в социокультурных образцах, которые выступают как мера, с которой представители данного народа или этноса соизмеряют свои действия, поступки, переживания, выборы. Эти социокультурные образцы могут быть осознанны или выступать как архетипические (К. Касьянова), однако в любом случае они актуализируют определенный набор сложившихся в данной культуре способов поведения, способов решения тех задач, которые поставлены самой историей и конкретной социокультурной ситуацией перед этносом или народом.

Сошлемся на любопытное высказывание немецкого этнолога Вальтера Шубарта (1897–1942), трепетно относившегося к России и погибшего вместе со своей русской женой в лагере для военнопленных в Казахстане.

«Разные народы дали разные образы человеческих идеалов. У китайцев это мудрец, у индусов – аскет, у римлян властитель, у англичан и испанцев – аристократ, у пруссаков – солдат, а Россия предстает идеалом своей женщины. Достоевский был прав, возлагая на нее большие надежды. Русская женщина самым привлекательным образом объединяет в себе преимущества своих западных сестер. С англичанкой она разделяет чувство женской свободы и самостоятельности, не превращаясь при этом в «синий чулок». С француженкой ее роднит духовная живость, умение без потуг сострить; она обладает тонким вкусом француженки, тем же чувством красоты и элегантности, не становясь жертвой тщеславного пристрастия к нарядам. Она обладает добродетелями немецкой домохозяйки, не сводя жизнь к кастрюлям; и она, как итальянка, обладает сильным чувством материнства, не огрубляя его до животной любви. К этим качествам добавляется еще грация и мягкость, свойственные только славянкам. Никакая другая женщина, по сравнению с русской, не может быть одновременно возлюбленной, матерью и спутницей жизни. Ни одна другая не сочетает столь искреннего стремления к образованию с заботой о практических делах, и не одна так не открыта навстречу красоте искусства и религиозной истине» (В. Шубарт, 2003).

Какие же факторы влияют на становление национального характера и свидетельствуют одновременно о его уникальности и целостности. Разные исследователи обращают внимание на целый ряд таких факторов и условий, в которых он одновременно и проявляет себя и посредством которых происходит его становление.

Особое значение в анализе национального характера многие авторы придают языку, что вполне правомерно, если опираться на теорию языковой относительности». Согласно концепции Э. Сепира - Б. Уорфа восприятие мира детерминировано именно языком, который определяет то, как мы видим, слышим, понимаем мир, выделяем в нем главное и второстепенное. Язык, как считает известный российский лингвист С. Г. Тер-Минасова (2000), и подтверждает само существование национального характера, и раскрывает его черты, и позволяет выявить его не всегда заметные стороны. Роль анализа языка для понимания национального характера подчеркивалась еще в 19 веке выдающимся немецким лингвистом В. Гумбольдтом, отечественными учеными А.А. Потебней, Д.Н. Овсянико – Куликовским и др. Например выдающийся русский лингвист, философ, литературовед А.А. Потебня (1835 – 1891) считал, что язык «влияет на все миросозерцание человека, так каждая мелочь в устройстве языка должна давать без нашего ведома свои особые комбинации элементов мысли. Влияние всякой мелочи языка на мысль в своем роде единственно и ничем незаменимо» (Потебня, 1993).Его ученикД.Н. Овсянико – Куликовский (1853 – 1920) полагал, что именно с освоения языка начинается освоение ребенком национальной культуры (Овсянико-Куликовский, 1922).

В настоящее время имеется ряд интереснейших лингвокультуральных исследований, в которых анализ особенностей национальной культуры и характера осуществляется сквозь призму языковой картины мира (Вержбицкая, 1996, Воробьев, 2008, Маслова, 2004, Тер-Минасова, 2000, Шмелев, 2002 и др.). А.Ф. Лосев ссылается в своих работах на исследование Оскара Вейзе, который еще в начале двадцатого века делает это на материале сопоставления древнеримской и древнегреческой культур в контексте анализа латинского и греческого языков. Оскар Вейзе считает, что черты национального духа, национального характера римлян, выделенные в трудах Ливия и Цицерона, представлены в особенностях латинского языка. Сами римляне выделяли у себя такие черты характера как важность (величие духа), упорное терпение, твердость (или сдержанность), непреклонное мужество. В языке же это отражено нагромождением согласных звуков nt, rt, st, rs, ms (в особенности в конце слов), "свидетельствующих о какой-то воле и активности языкового сознания". Латинский язык в сравнении с греческим является более простым в отношении спряжения глаголов, в нем меньше причастий. "В синтаксисе латинский язык поражает энергией и логической последовательностью. Ясно, что этот синтаксис был создан для обвинительных речей и изображения военных действий, но не для лирики и не для поэзии". В синтаксисе латыни выражена также склонность «к методу подчинения вместо сочинения». В целом этому языку свойственна точность, конкретность, ясность, в нем преобладает рассудочность при бедности украшающих эпитетов. Рассудочна римская любовь и латынь "чрезвычайно бедна в словах и выражениях, относящихся к сфере любви. Даже религия понимается "просто как связь (religare) без всяких намеков на внутреннюю жизнь духа". "Римская поэзия гораздо беднее, суше, деловитее, чем греческая" (Лосев, 2000, с. 28-34).

Аналогичные идеи развиваются в ряде других современных отечественных исследований (Шмелев, 2002; Малышева, 2002; Мельникова, 2003 и др.) Так, А.А. Мельникова считает, что язык «дает возможность гораздо глубже исследовать культурные установки, чем непосредственный анализ культурных проявлений, ибо последние объемны, многозначны и находятся в постоянном изменении, тогда как лингвистические правила конкретны, обозримы и лишь в малой степени изменяются (причем изменения касаются не синтаксиса, а направлены на коррекцию словарного запаса)» (Мельникова, 2003, с. 113).

Приведем один из примеров лингвистического (в данном случае морфологического) анализа национального характера в работе С.Г. Тер-Минасовой (2000, с. 153 - 155). « Известно, что в русском языке имеется очень большое количество уменьшительных и ласкательных суффиксов: -очк- (-ечк-), -оньк-(-еньк-), -ушк- (-юшк-), -ик- и многих других. Носитель английского языка, практически не имеющего таких суффиксов (bird [птица] - birdie [птичка], girl [девочка] - girlie [девчушка] - это редкие исключения), не может даже отдаленно вообразить себе все то огромное суффиксальное богатство русского языка, которое предоставляет его носителям возможность выразить столь же огромное богатство тончайших нюансов ЛЮБЯЩЕЙ души (поскольку эти суффиксы даже в сухих грамматических учебниках называются уменьшительно-ласкательными).

Как известно, стереотипный образ России и русского человека на Западе - это медведь, могучий, но грубый и опасный зверь. Так вот родной язык этого зверя отражает его потребность в передаче оттенков хорошего отношения к миру, любви и ласки (язык - зеркало культуры) и формирует из него тонкую и любящую личность, предоставляя в его распоряжение большое разнообразие языковых средств для выражения этого самого хорошего отношения к миру. Причем именно к МИРУ, а не только к людям, потому что уменьшительно-ласкательные суффиксы с одинаковым энтузиазмом присоединяются русскими людьми и к одушевленным, и к неодушевленным предметам.

Разумеется, это создает большие трудности при переводе. Представьте себе, что русское слово старушка в есенинском "Ты жива еще, моя старушка?" требует в переводе четырех (!) английских слов: "Are you still alive, my dear little old woman?"

Действительно, по-русски можно сказать о людях: Машенька, Машутка, Машечка, Машуня, Машунечка и т. д.; девушка, девочка, девонька, девчушка, девчонка, девчоночка; о животных: кот, котик, коток, котишка, котишечка, котишенька; телка, телушка, телочка, телушечка; собачка, собачушка, собаченька; а также о любом предмете НЕЖИВОГО МИРА: домик, домишечка, домичек, домок, домушка; ложечка, вилочка, кастрюлька, сковородочка и т. д. Всему этому богатству английский язык может противопоставить только слово little или dear little: little сat [букв. маленькая кошка], dear little dog [букв. милая маленькая собака], но до высот dear little fork/spoon/frying pan [букв. милая маленькая вилка/ ложка/сковорода] англоязычному человеку не подняться...

Употребление такого рода суффиксов показывает уважение, такт, хорошее отношение к окружающим. Часто они употребляются в речи, обращенной к детям. В магазине женщины, особенно пожилые, нередко говорят: дайте хлебушка, колбаски, молочка, маслица и т. п. Современные коммерсанты немедленно взяли на вооружение эту "слабость" русского народа и продают масло под названием "Маслице" (лучше идет с таким ласковым родным названьицем), овсяное печенье в пачке с надписью "Овсяночка" и т. п.

Навещая знакомого в реабилитационном военном госпитале в Химках, я услышала, как пациент - большой высокий человек, сохранивший даже в больничной пижаме свою военную выправку, говорил по телефону: "Я тут попал в госпиталек". Тактичный русский человек, он не хотел пугать своих близких словом госпиталь и смягчил его, добавив уменьшительно-ласкательный суффикс. Между тем сам госпиталь выглядит как огромный неприступный бастион.

Стюардесса, любя пассажиров или демонстрируя любовь, говорила, заглядывая в их билеты: "Третий салончик, второй салончик, пожалуйста".

Ласкательный суффикс может встретиться в любом слове, даже в свежем заимствовании из иностранного языка. Так, в Москве на Красной Пресне открылся магазин под названием "Парфюмчик".

Профессор Зденька Трестерова из Словакии дает свое объяснение пристрастию русских людей и русского языка к уменьшительно-ласкательным суффиксам. По ее мнению, это реакция языка и культуры на тяжелую жизнь в советское время 28.

Чем хуже благосостояние народа во всех отношениях, тем заметнее рвение к прекрасному (в духовном смысле прежде всего среди интеллигенции) и просто красивому, будь то одежда, духи, мебель, все равно. Грубость жизни отразилась в языке не только богатым запасом бранных выражений, но, как это ни парадоксально, также любовью к ласкательно-уменьшительным словам, диминутивам, активным использованием языковых средств выражения подчеркнутой вежливости. Покупали и читали не просто книги, а книжечки, ели огурчики, помидорчики, капусточку. В стихах Ахматовой читаем: "А мне ватничек и ушаночку" - здесь и связь с фольклором, и намек на места ссылки. В литературе встречаются примеры гипертрофированного употребления таких диминутивных выражений:

Я возьму свеколки, капустки, морковочки, все нарежу меленько и варю на маленьком огонечке, добавлю лучка, петрушечки, укропчика (подслушано в очереди).

В престижном подмосковном санатории на двери была надпись: "Медсестрички". Его сотрудники, объясняя, как пройти в столовую, говорили: "По коридорчику направо", а лекарства давали со словами: "Это Вам анальгинчик, стрептомицинчик и ноотропильчик". Представить себе носителей английского языка, говорящих dear little corridor или dear little hospital, невозможно - и не просто потому, что в английском языке нет такого количества и разнообразия уменьшительно-ласкательных суффиксов, а главным образом потому, что у них этого нет и в менталитете. А в менталитете нет, потому что нет в языке, они не приучены языком к таким "нежностям".

Та же тенденция к повышенной эмоциональности у носителей русского языка, к так называемой переоценке (overstatement), в отличие от знаменитой английской недооценки, недосказанности (understatement), проявляется, как это ни удивительно, и в пунктуации, в первую очередь в употреблении восклицательного знака.

В русском языке восклицательный знак употребляется гораздо чаще, чем в английском, что свидетельствует, возможно, о большей эмоциональности и, очевидно, о более открытом проявлении (демонстрации?) эмоций. В русском языке восклицательный знак ставится после обращения в письменной форме - в любом жанре переписки: в деловой, частной, официальной и т. д.

В английском языке во всех этих жанрах ставится запятая, что часто вызывает конфликт культур. Носители английского языка недоумевают по поводу восклицательного знака в письмах, написанных русскими: Dear John! Dear Smith! Dear Sir/Madam! Русскоязычные же обижаются на запятую после имени: не уважают нас, восклицательного знака пожалели, что это за Dear Svetlana,?!»

Следующий фактор становления национального характера - природно-климатические и географические условия, в которых складывалась нация, общность территории. Сошлемся здесь на работу уже упомянутого нами Вальтера Шубарта, создавшего оригинальную и весьма поэтичную концепцию эонических прототипов (Эон - часть космического времени, эпоха), основных душевных прообразов с резко очерченным характером, которые «в постоянной смене следуя один за другим, стремятся найти свое воплощение в живом человеческом поколении. Развитие каждого из этих прототипов и его борьба против своих предшественников и последователей и придают истории культуры ритм и часть ее напряженностей и противоречий». Он считает, что «дух ландшафта обусловливает различия в пространстве, дух эпохи - различия во времени… есть два фактора, определяющих человеческую историю,- постоянные силы месторазвития и переменные силы экономического прототипа. Сочетание и противоборение этих двух противоположных принципов, земного и духовного, и борьба между прототипами составляют содержание культурных судеб, поэтому столь трудно поддающихся научному объяснению» (с. 14).

Приведем выдержку из его работы «Европа и душа Востока» . «Из духа ландшафта вырастает народная душа. Он чеканит в ней ее постоянные национальные свойства. В бесконечных, непресеченных, широких равнинах человек отдаст себе отчет в своей ничтожной малости и потерянности. Величаво и тихо смотрит на него вечность и тянет его прочь от земли. Так зарождаются религии. Как много значили в религиозной судьбе человечества степи Китая и России, равнины Индии, пустыни Сирии и Аравии! Будда получил божественное озарение на широких равнинах Патны. Для того, чтобы воспринять откровение, другие основатели религий, как Христос, уходили в пустыни. Совсем иной человеческий тип создают горы. В то время как степь не имеет ни границ, ни имени, в горах каждая вершина, каждая долина имеют свое название и свою индивидуальность. Это благоприятствует укреплению в человеке самостоятельности, но также развивает в нем себялюбие и замкнутость. Это защищает от искусственной централизации, но создает и опасность раздробления. Эллада и Швейцария тому примеры» (с. 14 - 15).

«Прототип выходит за рамки наций и рас - он может охватывать целые континенты. Трудно сказать, где находятся границы его действия, но в этих границах своего господства он все пронизывает своей своеобразностью, все, вплоть до последней человеческой личности, не лишая ее, однако, тем самым моральной свободы. Отдельная человеческая личность принуждена ориентироваться на этот прототип: она его может или воплощать, или себя ему противопоставлять, но ни в коем случае не игнорировать. Она должна его признавать; ведь и сопротивление есть форма признания. Эонический прототип ставит большие вопросы эпохи, он заставляет звучать доминанты, по отношению к которым отдельные личности разыгрывают обертоны в некоем контрапунктическом сочетании. Он, наконец, ставит большие духовные рамки, в которых индивидуумы с их частными желаниями и целями движутся в меру своей моральной свободы.

Каждый раз, когда человечество оплодотворяется новым прототипом, творческий процесс повторяется сначала, и горячее ощущение молодости охватывает культуры. Только тогда кажется найденным смысл существования. Все до этого времени бывшее становится как бы завершенным, пройденным этапом, достойным осмеяния. Начинается «новое время». Но и оно когда-то становится старым и уступает место более новому. За этой сменой эонических прототипов скрывается, вероятно, какой-то темный закон, согласно которому божественные силы вливаются в вещный мир и снова его покидают. Об этих закономерностях можно лишь догадываться, их нельзя объяснить во всех деталях. О них можно говорить лишь притчами или молчать…

Персы и иудеи с верной интуицией ограничили возрасты мира четырьмя. Действительно, имеются четыре сменяющие один другого прототипа. Они создают во времена своего господства гармонического, героического, аскетического и мессианского человека, которые отличаются друг от друга своим основным поведением в противопоставлении себя Вселенной. Гармонический человек переживает Вселенную как космос, одушевленный внутренней гармонией, не подлежащий ни человеческому водительству, ни оформлению, а долженствующий быть лишь созерцаемым и любимым. Здесь нет мысли об эволюции, а есть лишь мысль о статическом покое.

Мир - у цели. Так чувствовали гомеровские греки, китайцы Кунг-Тцэ, христиане готики. Героический человек видит в мире хаос, который он должен оформить своей организующей силой. Здесь все в движении. Миру ставятся цели, определяемые человеком. Так чувствовали античный Рим, романские и германские народы современности. Аскетический человек ощущает бытие как заблуждение, от которого он бежит в мистическую суть вещей. Он покидает мир без желания и надежды его улучшить. Так чувствовали индусы или греки неоплатоники. Наконец, мессианский человек чувствует себя призванным создать на Земле высший божественный порядок, чей образ он в себе роковым образом носит. Он хочет восстановить вокруг себя ту гармонию, которую он чувствует в себе. Так ошущали первые христиане и большинство славян. Эти четыре прототипа можно определить выражениями: созвучие с миром, господство над миром, бегство от мира и освящение мира.

Гармонический человек живет во всем мире и со всем миром, связанный с ним в одно целое. Аскетический человек отвращается от мира. Героический же и мессианский выступают против него; первый - из желания полноты своей власти, второй - но имя задания, полученного от своего Бога. Гармонический и аскетический человек - статичны, два других - динамичны. Гармонический считает смысл истории выполненным, аскетический - считает невозможным, чтобы он когда-либо был выполнен. Оба не ставят своему времени никаких требований. Героический же и мессианский человек хотят сотворить мир иным, чем тот, который им представляется в действительности. Это волнует и принуждает к напряжению всех сил. Поэтому их эпохи более подвижны и активны, чем все остальные.

Картины мира гармонического и мессианского человека родственны между собой. Но то, что первый считает уже имеющимся вокруг себя, то второй видит лишь как дальнюю цель. В обоих случаях мир есть возлюбленная, которой себя отдают для того, чтобы с ней соединиться.

Героический человек рассматривает мир как раба, которому ставят ногу на шею; аскетический - как искусителя, которого следует избегать. Героический человек не смотрит покорно на небо, он полон жажды власти и злыми, враждебными глазами смотрит вниз, на землю. По самому существу своему он удаляется все дальше и дальше от Бога и все глубже уходит в мир вещей. Секуляризация - его судьба, героизм - его жизненное чувство, трагика - его конец.

Мессианского человека одухотворяет не жажда власти, но настроение примирения и любви. Он не разделяет, чтобы властвовать, но ищет разобщенное, чтобы его воссоединить. Им не движут чувства подозрения и ненависти, он полон глубокого доверия к сущности вещей. Он видит в людях не врагов, а братьев; в мире же не добычу, на которую нужно бросаться, а грубую материю, которую надо осветить и освятить. Им движет чувство некоей космической одержимости, он исходит из понятия целого, которое ощущает в себе и которое хочет восстановить в раздробленном окружающем. Его не оставляют в покос стремление к всеобъемлющему и желание сделать его видимым и осязаемым……

Я называю новый эон иоанническим по Евангелию от Иоанна, ибо ему как раз в необычной степени свойственны дух солидарности, примирения и любви. И особенно думаю я о стихе 17, 21, где горячее желание переходит в молитву: «Да будут все они воедино». Эта борьба за вселенскость станет основной чертой иоаннического человека.

Тут возникает одна трудность: несомненно, существуют группы лиц, проникнутые духом единого зона и все же не покрывающие друг друга во всех чертах своего существа. Существуют национальные различия. Некоторые народы обладают свойствами, переживающими смену прототипа. Широко распространено мнение о существовании ярко выраженных черт национального характера, душ народов, остающихся неизменными во времени. В жизни общества, следовательно, должны действовать одновременно постоянные и меняющиеся факторы. Перемены производят эонические прототипы» (с. 8 - 14).

Следующий признак нации и одновременно условие становление национального характера - исторический опыт, передающийся от поколения к поколению в традициях, обычаях, преданиях, общность культурных ценностей. Этот опыт представлен в фольклоре, художественной литературе и изобразительном искусстве, музыке, танце. По-видимому, особенно полно и достоверно этот опыт вербализован в фольклоре (пословицах и поговорках, колыбельных, сказках), поскольку фольклорные произведения анонимны, они представляют коллективное творчество, автором которого является народ, и в то же время, отображают социальные архетипы, которые, как мы помним, выделяются К. Касьяновой в качестве основы национального характера, скрывают и обнажают «неосознанное, повседневное», «автоматизмы поведения», «внеличные аспекты индивидуального сознания» (Ле Гофф, цит. по Гуревич, 1993, с.194). Фольклор с одной стороны, выступает как одна из важных составляющих духовной культуры народа, в нем отражены этнические установки, стереотипы, обряды, в которых представлены типичная образность, герои и антигерои, способы чувствования, восприятия мира, картина мира и др., с другой стороны, в нем все эти самобытные стороны культуры сохраняются, воспроизводятся и передаются. Эти образы воспроизводятся в современной литературе, выступают как метафоры, смыслы которых хорошо понимаются носителями языка и включаются в концептосферу современного языка.

Одним из оснований национального характера, этнической (национальной) идентичности является, по мнению ряда ученых, миф (Гачев, 2000, Осмонова, 2004, Щеглова, Шипулина, Суродина, 2002, Радугин, 2001 и др.). Например, с точки зрения одного из представителей этносимволизма Э.Д. Смита, национальная идентичность связана с поддержанием и постоянным воспроизводством «определенного склада, набора ценностей, символов, воспоминаний, мифов и традиций, которые составляют отличительное культурное наследие нации, а также идентификацию отдельных индивидуумов с этим отличительным наследием, набором ценностей, символов, воспоминаний, мифов и традиций» (Смит, 2004, с. 30).

Вопреки представителям так называемого модернизма в этнологии и политологии, исходящих из того, что нация представляет собой исторически достаточно позднее образование, связанное с появлением государства, и с этносом она может иметь лишь случайное совпадение, сторонники этносимволизма полагают, что в основе наций лежит достаточно древняя история и национальное самосознание, что, фактором формирования нации, наряду с экономикой, является этническая принадлежность.

В этом контексте значение мифа как особой формы сознания имеет существенное значение для становления национального характера. Архетипические сюжеты мифа в преобразованном, символическом виде представлены в сказках, потешках, пословицах, поговорках, традициях, праздниках, в целом в искусстве и др. явлениях современной жизни. «Мифологические символы функционируют таким образом, чтобы личное и социальное поведение человека и мировоззрение (аксиологически ориентированная модель мира) взаимно поддерживали друг друга в рамках единой системы. Миф объясняет и санкционирует существующий социальный и космический порядок в том его понимании, которое свойственно данной культуре, и через это объясняет человеку его самого». – считает Е.М. Мелетинский ( Мелетинский, 1995, с. 169). Специфика мифа и в том, что в виде рассказа о происхождении элементов мироздания и социума дается описание некоей модели мира (Мелетинский,1991), его происхождения, его упорядочивания, что, безусловно, остается в культурной памяти народа и имеет символический смысл.

К особенностям мифа, позволяющим рассматривать его в качестве фактора национального характера, относятся его статус как коллективного верования, его иррациональный характер, синкретичность и взаимосвязь с массовым сознанием, символичность и возможность интерпретировать с помощью символической картины мира социокультурные события, обращаться к будущему на основе рефлексии истории и ценностей народа, кодированных в архетипах, переживать культуральную, духовную, событийную общность, солидарность с определенным социумом – этносом или нацией (Леви Брюль, 1930; Мелетинский, 1991, 1995; Осмонова, 2004; Смит, 2004 и др.).

Пожалуй, одним из важнейших признаков и условий становления национального характера является осознание человеком себя как представителя определенной этнической общности, нации, культуры, т.е. наличие этнической самоидентификации и этнического самосознания. В этом случае человек становится ответчивым социокультурным, национальным, этническим образцам, он готов соизмерять свою жизнь, поступки, переживания с соответствующей системой ценностей, свойственной его народу, делать выбор и принимать решения исходя из этой системы ценностей и картины мира, он способен позитивно принимать свою национальную (этническую) принадлежность, осознавая, в то же время, включенность своего народа, культуры в общечеловеческий контекст и культурные ограничения, связанные с негативными сторонами национального характера.

Проблема русского национального характера нашла всестороннее освещение в таких произведениях Н. А. Бердяева, как «Судьба России», «Духи русской революции», «Истоки и смысл русского коммунизма», «Русская идея», «Самопознание», «Душа России» и др.

Русский национальный характер занимал особое место в трудах Бердяева. Бердяев видел существенную особенность русского национального характера в его противоречивости.

Вместе с тем Бердяев отмечал влияние русского национального характера на судьбы России, так, например: «Русский народ – самый аполитический народ, никогда не умевший устраивать свою землю». И в то же время: «Россия – самая государственная и самая бюрократическая страна в мире, все в России превращается в орудие политики». Далее: «Россия – самая не шовинистическая страна в мире. …В русской стихии поистине есть какое-то национальное бескорыстие, жертвенность…» И одновременно: «Россия… страна невиданных эксцессов, национализма, угнетения подвластных национальностей, русификации… Обратной стороной русского смирения является необычайное русское самомнение». С одной стороны, «русская душа сгорает в пламенном искании правды, абсолютной, божественной правды… Она вечно печалуется о горе и страдании народа и всего мира…». С другой стороны, «Россию почти невозможно сдвинуть с места, так она отяжелела, так инертна, так ленива…так покорно мирится со своей жизнью». Двойственность русской души ведет к тому, что Россия живет «неорганической жизнью»; в ней отсутствует целостность и единство.

В своих работах Бердяев перечисляет следующие факторы, оказавшие, по его мнению, влияние на формирование русского национального характера.

Географически Россия представляет собой гигантскую территорию, охватившую шестую часть суши. Необъятная земля, по выражению Бердяева, - это «национальная плоть», которую предстоит возделать и одухотворить. Однако русский человек пассивно относится к стихии земли, не стремится облагородить, «оформить» ее. «Власть шири над русской душой порождает целый ряд русских качеств и русских недостатков. Русская лень, беспечность, недостаток инициативы, слабо развитое чувство ответственности с этим связаны. Ширь русской земли, и ширь русской души давили русскую энергию, открывая возможность движения в сторону экстенсивности. Эта ширь не требовала интенсивной энергии и интенсивной культуры. … Огромность русских пространств не способствовала выработке в русском человеке самодисциплины и самодеятельности…» - отмечает Бердяев.

Важное значение Бердяев придавал коллективно-родовому началу в развитии национального характера и в судьбе России. По мысли Бердяева, «коллективизм духовный», «духовная соборность» - это «высокий тип братства людей». За таким коллективизмом будущее. Но есть и другой коллективизм. Это «безответственный» коллективизм, который диктует человеку необходимость «быть как все». Русский человек, считал Бердяев, утопает в таком коллективизме, он чувствует себя погруженным в коллектив. Отсюда недостаток личного достоинства и нетерпимость к тем, кто не такой, как остальные, кто благодаря своему труду и способностям имеет право на большее.

Однако Бердяев не отрицал и привлекательных сторон в русском традиционном коллективизме. «Русские более социабельны… более склонны и более способны к общению, чем люди западной цивилизации. У русских нет условности в общении. У них есть потребность видеть не только друзей, но и хороших знакомых, делится с ними мыслями и переживаниями, спорить».

В России, по мнению Бердяева, нет среднего и крепкого общественного слоя, который организовал бы народную жизнь, и соответственно нет «срединной культуры». Стремление к «ангельской святости», к добру парадоксальным образом сочетается на Руси со «звериной низостью» и мошенничеством. Искренняя жажда божественной правды сосуществует с «бытовым и внешнеобрядовым пониманием христианства», далеким от подлинной религиозной веры.

Особенности национального характера проявляются в складе мышления русских людей. Бердяев писал об «изначальной русской экзистенциальности мышления», в связи с чем, русским людям свойственны такие черты, как глубокое личностное переживание, стремление «обнаруживать себя», принимать все близко к сердцу при рассмотрении каких-либо проблем.

Особенности и противоречия русского характера, в конечном счете, Бердяев видел в отсутствии правильного соотношения «мужественного» и «женственного» начал в нем. Именно уравновешенность «мужественности» и «женственности» присуща зрелому национальному характеру. Русская «национальная плоть» оказывается, по мнению Бердяева, женственной в своей пассивной восприимчивости к добру и злу. «Русской душе» не хватает мужественного закала, твердости духа, воли, самостоятельности.

Для зрелости русской нации, полагал Бердяев, «есть только один выход: раскрытие внутри России, в ее духовной глубине мужественного, личного, оформляющего начала, овладение собственной национальной стихией, имманентное пробуждение мужественного, светоносного сознания».

Вместе с тем Бердяев далек от мысли, что с женственным началом связаны недостатки русского национального характера. Благодаря женственной душе у русского народа есть такие прекрасные национальные качества, как душевность, милосердие, способность отречься от благ во имя светлой веры.

Как же представлял Бердяев дальнейший путь России? Верно ли, что смысл его «национальной программы» состоял «в глубокой и всесторонней европеизации»?

Конечно же, нет, путь мирового развития Бердяев видел во взаимной встрече Востока и Запада, во взаимообогащении культур, в сближении всех наций. По его мнению, не только Запад влияет на Россию, но и духовные силы России могут определять и преображать духовную жизнь Запада. Кроме того, Бердяев полагал, что последует другая эпоха, связанная с духовным преображением, где Россия будет занимать главенствующую роль. Однако для этого она сама должна преобразится, воскресить в себе угасшие зачатки духовности.

Какова же реальная программа Бердяева по «перевоспитанию» русского национального характера? Сикорский Б. Ф. в своей работе «Н. А. Бердяев о роли национального характера в судьбах России» пишет, что Бердяев полагал, что человек – это существо природное, социальное и духовное. Будущее общество Бердяев видел таким, в котором каждый человек возвышается до подлинной духовности и реализует себя в единении с другими людьми. Судьба общества, с точки зрения Бердяева, оказывается зависимой от «личного начала». Общество будет таким, каковы его люди.

Важное значение имеет утверждение Бердяева о том, что природно-стихийное и коллективно-стихийное начала в жизни русского человека должны уступить место «мужественно-христианской активности». Христианству свойственна «вселенность» по происхождению и духу своему. Оно имеет общечеловеческое значение. И именно своей общечеловеческой нравственно-духовной функцией, отмечал Бердяев, оно способно восполнить столь недостающую русскому национальному характеру силу духа.

Почему не могло раскрыться в полной мере духовное начало в русском национальном характере? Одна из важнейших причин этого в раздвоении между верой и жизнью, а точнее, между христианской верой и так называемым «историческим христианством». По мнению Бердяева, Россия давно представляла собой пример универсального общественного лицемерия. «Историческое христианство» изменяло своей идее и теряло силу воздействия на людей. В жизни России постепенно происходила утрата духовных, нравственных корней. Господствующие слои обесплодили себя отсутствием подлинного духовного творчества. Они не обращали внимания на живого человека, его внутренний мир. Это и послужило причиной слабости тех, кто находился у власти.

Однако одной переменой власти и материальных условий жизни, по мнению Бердяева, нельзя достичь зрелого состояния нации. «России нужна, прежде всего, радикальная моральная реформа, религиозное возрождение самих истоков жизни». Моральная реформа является внутренним делом каждого человека, а ее реализации способствует общественное потрясение…Чудо духовного преображения возможно, если люди, весь народ пройдут через великие испытания и жертвы. Путем внутреннего осознания катастрофы, через внутреннее покаяние человека зло может перейти в добро.

«Радикальная моральная реформа» означает утверждение здорового духа нации. В ходе такой реформы русский народ должен преодолеть комплекс неполноценности, сохранить собственную индивидуальность, а также устранить слепое подражание Западу.

Духовное возрождение общества, разумеется, неразрывно связано с изменением отношения личности к самой себе. Так, Совершенствование национального характера, по Бердяеву, начинается с «клеток» и охватывает постепенно все более широкие слои, формируя тем самым зрелое состояние нации. «Мы должны заставить поверить в нас, в силу нашей национальной воли, в чистоту нашего национального сознания, заставить увидеть нашу «идею», которую мы несем миру».

Кроме того, как пишет Сикорский, в своих работах Бердяев размышлял о призвании России быть примером для других народов в духовном преображении жизни, в утверждении «положительного бытия всего человечества». Он высказал интересные положения о мессианском предназначении России, русского народа и русского человека. Истинным мессианством, по мнению Бердяева, является христианство. Оно основывается на стремлении устроить жизнь на Земле в соответствии с Христовой истиной. В христианстве заложено понимание того, что, все народы призваны быть «богоносцами». Однако не каждый народ способен это реализовать. Возможность, по мнению Бердяева, может превратиться в действительность только тогда, когда исторический путь народа оказывается «жертвенным». Таким образом, «Мессианская идея, заложенная в сердце русского народа, была плодом страдальческой судьбы русского народа»».

Реализация русской идеи, по Бердяеву, выступает в форме выполнения Россией конкретных «миссий» в различных областях жизни.

Из расположенности на двух материках вытекает «миссия России быть Востоко-Западом, соединительницей двух миров». Россия призвана, духовно сблизить народы Востока и Запада, соединить два поток культуры и самой предстать в образе страны, реализующей общечеловеческие ценности.

Кроме того, миссией России является «защита и освобождение маленьких народов». Бердяев не раз критиковал политику русификации, и вместе с тем он неоднократно подчеркивал – Россия самая не шовинистская страна в мире.

Бердяев также отмечал, что «миссия русского народа сознается как осуществление социальной правды в человеческом обществе не только в России, но и во всем мире». Это соответствует русским традициям. Исканием правды, стремлением к справедливости, поисками смысла бытия всегда отличалась русская духовная жизнь.

Бердяев искренне верил в благородную миссию России, русского народа. «…Мы имеем все основания полагать мировую миссию России в ее духовной жизни, в ее духовном универсализме, в ее пророческих предчувствиях новой жизни, которыми полна великая русская литература, русская мысль и народная религиозная жизнь», - писал он.

Конечно, Бердяев понимал, что многое из написанного им о совершенствовании русского национального характера, о духовности русской нации противоречит реалиям XX века. Несправедливость, двойная мораль, жестокосердие, бездуховная жажда наживы, укрепившиеся в русском народе, вряд ли свидетельствуют о прогрессивных изменениях в национальном самосознании. Бердяев знал эти проблемы и пытался их объяснить. Он исходил из того, что многие негативные черты русского характера возникли в результате революции и под ее влиянием. «Но Божий замысел о народе остается тот же, и дело усилий свободы человека – оставаться верным этому замыслу».

Устойчивость национального характера

Следует отметить, что каждая личность является неповторимой, незаменимой, своеобразной и единственной в мире. Это нельзя не понимать. Но, однако, в силу географических, исторических, территориальных и других факторов, каждая нация (общность, территориальное образование) имеет определенные особенности, характерные только для нее. В этом случае Россия не составляет исключения, а скорее наоборот - характер русских, его отличительные черты, образ жизни, логика русских, смешавших в себе много кровей, не дублируются и не понимаются в совершенстве ни в одном другом народе. Конечно, нельзя отрицать, что отдельные черты встречаются у нескольких народов, но везде они имеют свою специфику и неповторимость. Однако следует заметить, что качества присущие всему народу могут и не повторяться в отдельном его индивидууме, но они проявляются в тот или иной отрезок времени. В своей работе я выделила три основных качества русских - это религиозность, свободолюбие и особенная доброта. Доказывая наличие и особенность проявления этих черт русских, я обращался к высказываниям и мнениям различных людей, живших в разное время и в разных странах. Также я пыталась показать наличие, проявление и сосуществование этих качеств с их антиподами, чем и объяснялось различность и не пересечение мнений многих высказываний.

Религиозность

Основная, наиболее глубокая черта характера русского народа есть его религиозность и связанное с нею искание абсолютного добра, следовательно, такого добра, которое осуществимо лишь в Царстве Божием. Совершенное добро без всякой примеси зла и несовершенств существует в Царстве Божием потому, что оно состоит из личностей, вполне осуществляющих в своем поведении две заповеди Иисуса Христа: люби Бога больше себя и ближнего, как себя. Члены Царства Божия совершенно свободны от эгоизма, и потому они творят лишь абсолютные ценности – нравственное добро, красоту, познание истины, блага неделимые и неистребимые, служащие всему миру. Блага относительные, т. е. те, пользование которыми для одних лиц есть добро, а для других – зло, не привлекают к себе членов Царства Божия. Погоня за ними составляет главное содержание жизни лиц с эгоистическим характером, т. е. лиц, которые не обладают совершенной любовью к Богу и предпочитают себя своему ближнему, если не всегда, то, по край ней мере, в некоторых случаях.

Так как члены Царства Божия совершенно свободны от эгоизма, то тело их – не материальное, а преображенное. В самом деле, материальное тело есть следствие эгоизма: оно получается как завоевание некоторой части пространства путем актов отталкивания, создающих относительно непроницаемый объем. Такое тело доступно ранениям и разрушению, оно полно несовершенств и связано необходимо с борьбой за существование. Преображенное тело состоит из творимых небожителями процессов света, звука, тепла, ароматов и служит выражением их духовного творчества, создающего абсолютные ценности. Такое духовно-телесное целое обладает идеальной красотой. Не содержа в себе актов толкания, преображенное тело не может быть подвержено отталкиванию; поэтому оно способно проникать через все материальные преграды, оно не доступно никаким ранениям и ничем не может быть разрушено. Телесной смерти члены Царства Божия не подвержены. Вообще никаких несовершенств и никакого зла в этом Царстве нет.

Искание абсолютного добра, конечно, не означает, что русский человек, например простолюдин, сознательно влечется к Царству Божию, имея в своем уме сложную систему учений о нем. К счастью, в душе человека есть сила, влекущая к добру и осуждающая зло, независимо от степени образования и знаний его: эта сила – голос совести. Русский человек обладает особенно чутким различением добра и зла; он зорко подмечает несовершенство всех наших поступков, нравов и учреждений, никогда не удовлетворяясь ими и не переставая искать совершенного добра. Религия и философия всех народов задолго до христианства установила, что человек и даже все мировое бытие влечется сознательно или бессознательно ввысь к абсолютному совершенству, к Богу. Различие между людьми и народами состоит в том, в какой форме и в какой степени осуществляется у них это стремление вверх, и каким соблазнам они подпадают при этом.

Духовная эволюция Бердяева началась с его раннего увлечения марксизмом, но очень скоро занятия философией привели его к пересмотру философской стороны марксизма. Бердяев вместе с другими русскими марксистами стал последователем трансцендентального идеализма, который он, впрочем, довольно долго соединял с социальной программой марксизма. Памятником этого переходного периода является первая большая философская работа Бердяева, посвященная критике философских русских «народников». От идеализма Бердяев переходит к религиозной идеологии и испытывает чрезвычайное влияние русского романтизма.

Из автобиографии Бердяева известно, что он собственно не получил религиозного воспитания в семье – «в моем детстве отсутствовала религиозная среда, у меня нет религиозных воспоминаний, остающихся на всю жизнь», а когда началось «духовное пробуждение», то не Библия, - по собственному признанию Бердяева, - а Шопенгауэр запал ему в душу. В более позднее время, уже когда Бердяев отходил от марксизма, у него произошло настоящее «обращение» к Церкви, - но под знаком «нового религиозного сознания» и «неохристианства»; Бердяев сразу же склонился к отвержению «исторического христианства», ибо шла «новая всемирно-историческая эпоха». «Историческое» христианство он вспоминает, как чистое аскетическое, а для «человека нового религиозного сознания… нужно сочетание язычества и христианства». Новые перспективы, которыми занят Бердяев, очень увлекательны: «пространство и время должны исчезнуть», «будет «земля» преображенная… вневременная и внепространственная»; государство есть «одно из диавольских искушений», в апокалипсическом христианстве будет вмещено то, что не вмещалось историческим христианством», «человекобожество, богоборчество, демонизм являются божественным началом»… Даже о «религиозном оргиазме» говорит

Бердяев…. Несколько позже идут уже более скромные и трезвые слова о том, что «новое религиозное сознание» надо мыслить в «неразрывной связи со святыней и священством».

В книге «Философия свободы» Бердяев пишет, что « философии не может обойтись без религии», что она должна быть «органической функцией религиозной жизни» и даже «должна быть церковной». О Церкви Бердяев пишет здесь, что она есть «душа мира», соединившаяся с Логосом. Знание оказывается «формой веры». Бердяев считает, что «законы логики – болезнь бытия»; индивидуальный разум ниже разума церковного, а «категории, над которыми рефлектирует гносеология, имеют своими источником грех»; «смысл истории – в искуплении греха». Даже так далеко идеи Бердяева в этой книге (являющейся вершиной его внимания к Церкви), что считать теперь, что «обновление христианства» состоит не в синтезе с язычеством, а наоборот – в освобождении христианства от языческого быта».

Как и Соловьев, Бердяев (по-своему, впрочем, интерпретирующий метафизику Соловьева) учит, что «Бог возжелал «другого» и ответной любви, в силу чего и сотворил мир», - но миротворение совершилось лишь «в духовном плане», наш же природный мир «есть уже результат грехопадения» (почему и «грехопадение не могло совершиться в природном мире», т. е. оно было до его возникновения (как у Беме). Отсюда вытекает, по Бердяеву, что «в природном мире, замкнутом в себе (т. е. если природа не рассматривается, как символ, В. 3.), нельзя открыть смысловой связи, и природная жизнь человека лишена смысла». Бердяев боится всякого «натурализма» в учении о Боге - он против «статического» понятия о Боге, которое не чувствует «мистерии» в Боге; вслед за Экгардтом,

Бердяев учит о «богорождении», о «теогоническом процессе в божественной Бездонности». В анализ этих богословских мыслей Бердяева нам незачем здесь входить - для нас существенно показать эволюцию его религиозных воззрений, она движется к возвышению человека и к ослаблению реальности Бога. Во имя этого Бердяев склоняется к антропологии, почти аналогичной антропологии Беме, и постоянно учит о первичности «духа», отвергая первичность «бытия» -это важно именно в отношении человека, - свобода в котором «не сотворена». И так как «Бог всесилен над бытием, но не над свободой», то отсюда и решение проблемы теодицеи: поскольку «внутренняя жизнь Бога осуществляется через человека и мир», то в истории и осуществляется «просветление темного начала в космогонии и теогонии»; «опыт зла может даже привести к величайшему добру».

Труд С. М. Соловьева “История России с древнейших времен”. Все эти документы полны упоминаний о Боге, мыслей о воле Божией и повиновении Ему. Князья перед смертью обыкновенно постригались “в иноки и в схиму”. Примером может служить поведение князя Димитрия Святославича Юрьевского. Ростовскому епископу, постригшему его в схиму, он сказал: “Господин отец, владыка Игнатий, исполни, Господь Бог, твой труд, что приготовил меня на долгий путь, на вечное лето, снарядил меня воином истинному царю Христу, Богу нашему”.

В ХVIII веке, когда среди русского дворянства появилось много вольтерьянцев, широко развилась во второй половине века деятельность масонов, стремившихся углубить понимание истин христианства и осуществлять их в личной и общественной жизни. В Х1Х веке религиозность русского народа выразилась в великой литературе, проникнутой исканием абсолютного добра и смысла жизни, а также в расцвете религиозной философии.

Перечисленные проявления религиозности русского народа относятся к поведению высших слоев его. Что же касается низов народа, особенно крестьян, религиозность их обнаруживается с не меньшей очевидностью. Вспомним русских странников, паломников к святым местам, особенно к таким прославленным монастырям, как Троице-Сергиевская лавра, Киево-Печерская лавра, Соловки, Почаевский монастырь, и за пределы России – Афон, в Палестину. Жажда поклонения чудотворным иконам Божией Матери и смысл паломничества к различным иконам Богоматери кажется идолопоклонством людям, не имеющим конкретного религиозного опыта. Эти явления глубокомысленно разъяснил о. Павел Флоренский в своей книге “Столп и утверждение истины”. “Каждая законная икона Божией Матери, говорит он, “явленная”, т. е. ознаменованная чудесами и, так сказать, получившая одобрение и утверждение от самой Девы-Матери, засвидетельствованная в своей духовной правдивости Самою Девою Матерью, есть от впечатление одной лишь стороны, светлое пятно на земле от одного лишь луча Благодатной, одно из живописных имен Ее. Отсюда... искание поклониться разным иконам. Наименования некоторых из них отчасти выражают их духовную сущность”.

До какой высокой духовной жизни могут доходить простые, малообразованные люди, примером служит книга “Откровенные рассказы странника своему духовному отцу”. Достоевский находит синтез и завершение всех добрых свойств русского народа в его христианском духе. “Может быть, единственная любовь народа русского есть Христос”,– думает Достоевский. Он доказывает эту мысль так: русский народ своеобразно принял Христа в свое сердце, как идеального человеколюбца; он обладает, поэтому истинным духовным просвещением, получая его в молитвах, в сказаниях о святых, в почитании великих подвижников. Его исторические идеалы святые Сергий Радонежский, Феодосий Печерский, Тихон Задонский. Признав святость высшей ценностью, стремясь к абсолютному добру, русский народ, говорит Достоевский, не возводит земные относительные ценности, например частную собственность, в ранг “священных” принципов. В романе “Бесы” Достоевский высказывает устами Шатова свою мысль, что русский народ есть “народ-богоносец”.

Исследователь русской религиозности Г. П. Федотов и своей книге “Russian Religions Mind. Kievan Russia” показал, что христианство попало в Руси на благодатную почву: уже в Киевской Руси до монгольского ига оно было усвоено, по крайней мере, высшими слоями народа в своей подлинной сущности, именно как религия любви. Владимир Мономах; великий князь Киевский, в своем “Поучении” детям осуждает гордость и суету, высказывается против смертной казни, видит в природе красоту и славу Божию, высоко ценит молитву. “Если, ездя на коне, вы не занимаетесь делом,– пишет он, то, при незнании других молитв, постоянно повторяйте: Господи, помилуй. Это лучше, чем думать о пустяках”. Ко всем людям он советует быть доброжелательным: “Не идите мимо человека, не приветивши его, а скажите ему доброе слово”. Митрополит Киевской Руси Никифор, в своем “Послании” Мономаху, говорит, что он любит готовить другим пышные обеды, а сам служит гостям; “подвластные ему едят и пьют до отвала, а он только сидит и смотрит, довольствуясь малой пищей и водой”. При этом надо заметить, что Владимир Мономах был человек мужественного характера, проявлявший выдающуюся храбрость и на войне, и на опасной охоте.

В дальнейшей истории Руси вслед за высшими слоями о6щества и благодаря влиянию великих святых также низшие слои населения усвоили христианство настолько, что идеалом народа стала не могучая, не богатая, а “Святая Русь”. “В древнерусской святости,– говорит Федотов,– евангельский образ Христа сияет ярче, чем где бы то ни было в истории”.

Русские святые особенно осуществляют в своем поведении “кенозис” Христа, его “зрак раба”, бедность, смирение, простоту жизни, самоотвержение, кротость. Героическое человеколюбие и чудеса св. Николая так полюбились народу, что он стал национальным русским святым. Проповеди св. Иоанна Златоуста и св. Ефрема Сирина стали любимым чтением; во-первых привлекал призыв к милосердию, а во-вторых – к покаянию.

Лев Толстой, жизнь и произведения которого служат ярким примером искания абсолютного добра и смысла жизни, хорошо знал русский народ, В статье “Песни на деревне” он говорит, что русский народ – “кроткий, мудрый, святой”. За два года до своей смерти, в “Предисловии к альбому “Русские мужики” Н. Орлова”, он говорит о русских крестьянах, что это – “смиренный, трудовой, христианский, кроткий, терпеливый народ. Мы с Орловым любим в этом народе его мужицкую смиренную, терпеливую, просвещенную истинным христианством душу”. Смотря на картины Орлова, Толстой переживает сознание “великой духовной силы народа”.

С. Л. Франк в своей статье “Die Russische Weltanschauung” говорит: “Русский дух насквозь проникнут религиозностью”. Бердяев часто повторял в своих рассуждениях о России, что русские не интересуются средней областью культуры. “Русская идея,– говорит он,– не есть идея цветущей культуры и могущественного царства, русская идея есть эсхатологическая идея Царства Божьего”. “Русское православие не имеет своего оправдания культуры, в нем был нигилистический элемент в отношении ко всему, что творит человек в этом мире. В православии сильнее всего была выражена эсхатологическая сторона христианства”. “Мы, русские, апокалипсики или нигилисты”.

Важнейшее выражение характера религиозности русского народа осуществлено в Русской православной церкви. Бердяев говорит, что русское православие сосредоточено на эсхатологии, на стремлении к Царству Божию, т. е. к сверхземному абсолютному добру. Этот характер православия ярко выражен во всем богослужении и в годовом цикле церковной жизни, в котором “праздников праздник” есть Пасха, Воскресение Христово, знаменующее победу над смертью в форме Преображения, т. е. жизни в Царстве Божием. Иконы Русской православной церкви, подобно византийским иконам, глубоко отличаются от религиозной живописи итальянского Возрождения: красота их – не земная миловидность, а сверхземная духовность.

Приведенных примеров достаточно, чтобы показать, что даже иностранцы, хорошо познакомившиеся с Россией, отмечают глубокую религиозность русского народа. Считая основным свойством русского народа христианскую религиозность и связанное с нею искание абсолютного добра, осуществимого лишь в Царстве Божием.

Свободолюбие

К числу первичных свойств русского народа, вместе с религиозностью, исканием абсолютного добра и силой воли, принадлежит любовь к свободе и высшее выражение ее – свобода духа. Это свойство тесно связано с исканием абсолютного добра. В самом деле, совершенное добро существует только в Царстве Божием, оно – сверхземное, следовательно, в нашем царстве эгоистических существ всегда осуществляется только полудобро, сочетание положительных ценностей с какими-либо несовершенствами, т. е. добро в соединении с каким-либо аспектом зла. Когда человек определяет, какой из возможных путей поведения избрать, у него нет математически достоверного знания о наилучшем способе действий. Поэтому тот, кто обладает свободой духа, склонен подвергать испытанию всякую ценность не только мыслью, но даже и на опыте.

Свобода духа, искание совершенного добра и в связи с этим испытание ценностей ведут к тому, что у русского народа нет строго выработанных, вошедших в плоть и кровь форм жизни. Самые разнообразные и даже противоположные друг другу свойства и способы поведения существуют в русской жизни. Бердяев подчеркнул эту особенность русского народа. “Два противоположных начала,– говорит он,– легли в основу формации русской души: природная, языческая дионисическая стихия и аскетически монашеское православие. Можно открыть противоположные свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт”.

Аскольдов в статье “Религиозное и этическое значение Достоевского” говорит, что личность, как индивидуальное существо, требует, чтобы все нормы жизни получили ее личную санкцию, т. е. чтобы они были избраны и оценены или мышлением, или иррациональной нравственной интуицией, или опытом. Поэтому ярко выраженная личность часто вступает в конфликт с внешними условиями, может даже совершить преступление “в своем искании более высоких правил поведения” или, по крайней мере, правил, “имеющих более глубокое основание”. Достоевский действительно изображает характер русских людей, дерзновенно подвергающих испытанию ценности и нормы в своем личном поведении. Вспомним, например, Раскольникова, Ставрогина, Ивана Карамазова.

Достоевский говорит, что в Западной Европе есть прочно установившиеся правила и формы жизни, поддерживаемые, во что бы то ни стало ради порядка, считаемые иногда, несмотря на их условность, “священными”. А у нас, у русских, “нет святынь quand meme. Мы любим наши святыни, но потому лишь, что они в самом деле святы. Мы не потому только стоим за них, чтобы отстоять ими L"Ordre”. Вл. Соловьев настойчиво указывает на то, что свободное развитие личности есть существенное условие совершенствования ее поэтому, говорит он, право “дозволяет людям быть злыми, не вмешивается в их свободный выбор между добром и злом; оно только в интересах общего блага препятствует злому человеку стать злодеем, опасным для существования общества”.

Вследствие свободного искания правды и смелой критики ценностей, русским людям трудно столковаться друг с другом для общего дела. Шутники говорят, что, когда трое русских заспорят о каком-либо вопросе, в результате окажется даже и не три, а четыре мнения, потому что кто-либо из участников спора будет колебаться между двумя мнениями. В организациях, основанных для какого-либо общего дела, легко возникают расколы, образуются несколько партий, кружков; в политических партиях – несколько фракций. Экардт в книге Русское христианство” замечает, что в православной церкви культ неизменен, но многие религиозные представления верующих не подчинены обязательным формулам. А русские, отколовшиеся от Церкви, старообрядцы и сектанты, дробятся без конца на множество толков и сект.

В общественной жизни свободолюбие русских выражается в склонности к анархии, в отталкивании от государства. К. Аксаков выработал характерное для славянофилов учение о государстве. Он утверждает, что русский народ резко отличает “землю” и государство. “Земля” есть община; она живет согласно внутренней, нравственной правде, она предпочитает путь мира, согласный с учением Христа.

Однако наличие воинственных соседей заставляет, в конце концов, образовать государство. Для этой цели русские призвали варягов и, отделив “землю” от государства, передали политическую власть выбранному государю. Государство живет внешней правдой: оно создает внешние правила жизни и прибегает к принудительной силе. Преобладание внешней правды над внутренней, есть путь развития Западной Европы, где государство возникло путем завоевания. Наоборот, в России государство возникло вследствие добровольного призвания “землею” варягов. Итак, согласно Аксакову, грязное дело борьбы со злом, путем принуждения, т. е. средствами “внешней правды”, самоотверженно берет на себя государь и государственная власть, а “земля” живет по-христиански, внутренней правдой. При таком отношении к государству понятно, что именно в России явились видные теоретики анархизма – Михаил Бакунин, князь Кропоткин, граф Лев Толстой. Многие толки старообрядцев, и многие русские сектанты ненавидят государство и являются сторонниками анархизма.

Казачество возникло как результат бегства смелых, предприимчивых людей, ищущих свободы от государства. Заселение севера Европейской России и Сибири совершалось в значительной мере деятельностью людей, старавшихся уйти подальше от государственной власти. Таким образом, грандиозная территория Российской империи сложилась отчасти потому, что вольнолюбивые русские люди бежали от своего государства, но, когда они заселяли новые земли, государство настигало их.

Даже крепостное право духовно не превратило русского крестьянина в раба. Пушкин рассказывает, как он, едучи в дилижансе из Москвы в Петербург, беседовал с англичанином. “Я обратился к нему с вопросом, что может быть несчастнее русского крестьянина. Англичанин ответил: “Английский крестьянин”. Пушкин удивился: “Как! свободный англичанин, по вашему мнению, несчастнее русского раба?.. Неужто вы русского крестьянина почитаете свободным?” Англичанин сказал: “Взгляните на него: что может быть свободнее, его обращения с вами? Есть ли тень рабского унижения в его поступи и речи?”.

Великая Российская империя с абсолютной монархической властью создалась не только благодаря усилиям правителей ее, но и благодаря поддержке со стороны народа против анархии. Какие слои народа содействовали этому? Искание абсолютного добра и связанное с ним служение высшему началу побуждают целые слои русского народа подчинить свою свободу государству, как необходимому условию обуздания зла; таковы духовенство, купечество и военные люди. Было еще одно существенное условие возникновения сильного государства с абсолютной властью монарха. Ильин в своей книге “Сущность и своеобразие русской культуры” напоминает, что Россия в большей части своей истории была осажденной крепостью. Ссылаясь на С. Соловьева, он указывает следующие цифры: с 800 по 1237 год каждые четыре года происходило военное нападение на Русь; в 1240 – 1462 гадах было 200 нашествий. Ильин подсчитывает, что от 1368 до 1893 года, т. е. в течение 525 лет, было 329 лет войны, значит, два года войны и один год мира.

Духовенство самой сущностью служения Богу призвано к тому, чтобы наряду с государством бороться со злом; духовенство борется против зла духовными средствами, а государство средствами принуждения. Неудивительно, что духовенство, зная силу зла, ценит государство как борца против зла. К тому же в анархических наклонностях народа оно умеет отличать подлинную свободу от подмены ее произволом русской вольницы. Патриотизм, т. е. естественная любовь к родине, и национальное чувство, т. е. любовь к русскому народу как носителю великих духовных и исторических ценностей, сочетались у русского духовенства с любовью к государству в одно неразрывное целое. Государство мало заботилось о рядовом сельском духовенстве; жизнь его была крайне печальна. В какой нищете жило сельское духовенство, например, в первой половине Х1Х века, можно узнать из воспоминаний, напечатанных в русских исторических журналах. Тем более надо поэтому ценить заслуги духовенства как оплота русской государственности. Во время большевистской революции православное духовенство проявило великую силу духа мученическим исповеданием своей религиозности и патриотизма.

В числе многих парадоксов русской жизни один из самых замечательных тот, что политически Россия была абсолютной монархией, а в общественной жизни в ней была бытовая демократия, более свободная, чем в Западной Европе. Хомяков говорил, что по своему характеру русские склонны к демократии. В русском обществе ярко выражена нелюбовь к условностям, иногда бьющая через край, например у нигилистов шестидесятых годов. Это заметно даже в религиозной жизни. Леруа-Болье отмечает, что у православных русских существует большая свобода от предписаний Церкви, чем у католиков. Шубарт пишет: “Русскому и вообще славянам свойственно стремление к свободе, не только свободе от ига иностранного народа, но и свободе от оков всего преходящего и бренного”; “среди европейцев бедный никогда не смотрит на богатого без зависти, среди русских богатый часто смотрит на бедного со стыдом. В русском живо чувство, что собственность владеет нами, а не мы ею, что владение означает принадлежность чему-то, что в богатстве задыхается духовная свобода”.

Презрение к мещанству в высшей степени характерная черта русского общества, именно презрение к буржуазной сосредоточенности на собственности, на земных благах, на том, чтобы “жить как все”, иметь хорошую обстановку, платье, квартиру. Герцен, Достоевский, Л. Толстой, повидав жизнь Западной Европы, с отвращением описывают мещанский характер ее. Иванов-Разумник написал трехтомный, весьма обстоятельный труд “История русской общественной мысли. Индивидуализм и мещанство в русской литературе и жизни Х1Х века”. Термин “мещанство”, говорит Иванов-Разумник, идет от Герцена, который разумеет под ним коллективную посредственность, умеренность и аккуратность, ненависть к яркой индивидуальности.

Лев Толстой в самом начале своей писательской деятельности в рассказе “Люцерн” с возмущением описал эгоистическую замкнутость в себе богатых людей, живущих в роскошной гостинице. В расцвете своего художественного творчества он метко заклеймил мещанство, изобразив в “Войне и мире” настойчивые старания Берга и его жены “жить как все”.

Борьба против мещанства, т. е. против буржуазного умонастроения и строя жизни, ведется русской интеллигенцией во имя достоинства индивидуальной личности, во имя свободы ее, против подавления ее государством или обществом, против всякого низведения ее на степень лишь средства. Михайловский был противником разделения труда в общественной жизни; он боялся крайней специализации и возникающего вследствие нее обеднения личности; идеалом его была многосторонняя личность. В начале большевистского режима воспитание детей и юношей именно и руководилось этой целью, но впоследствии большевистское правительство вступило на противоположный путь поощрения крайней специализации, понимая, что в тоталитарном государстве подчинить личность, коллективу легче всего, имея дело с узкими специалистами. Наоборот, Михайловский и с особенной силой Бердяев ставят индивидуальную, единственную, т. е. неповторимую и незаменимую по своей ценности, личность выше общества.

Получение высшего образования в университетах и технологических институтах не было в России привилегией богатых людей. Русский бытовой демократизм содействовал обилию стипендий и помощи студентам со стороны обществ при университетах. Поэтому русская интеллигенция была внесословной и внеклассовой. Не будь войны 1914 года и большевистской революции, Россия, благодаря сочетанию бытовой демократии с политической, выработала бы режим правового государства с большей свободой, чем в Западной Европе.

Чуткость ко злу была причиной того, что в русской литературе подверглось решительному осуждению дарвинистическое учение о борьбе за существование как факторе эволюции. Чернышевский указывает на то, что борьба за жизнь вследствие чрезмерного размножения и недостатка пищи есть источник бедствий, ведущих к вырождению, а не совершенствованию организма. Н. Я. Данилевский в 1885 году напечатал книгу “Дарвинизм”, в которой привел ряд убедительных возражений против учения Дарвина о факторах эволюции. Сам он понимал эволюцию как следствие “органической целестремительности”, руководимой “разумной причиной”. Михайловский боролся против дарвинистов, применявших закон борьбы за существование к жизни человеческого общества. Кн. П. Кропоткин, географ и геолог, теоретик анархизма, написал книгу “Взаимная помощь как фактор эволюции”. В ней он доказывает, что борьба за существование ведет не к совершенствованию, а к переживанию более примитивных организмов. Взаимная помощь, широко распространенная в природе, говорит он, есть более важный фактор эволюции, содействующий совершенствованию организма.

Печально то, что иногда весьма противоположные свойства, добрые и дурные, совмещаются в одном и том же русском человеке. Дмитрий Карамазов сказал: “Широк человек, я бы сузил”. Русский историк С. Г. Пушкарев в статье “Two trends in the course of Russianhistory” утверждает, что диапазон добра и зла в русской жизни более велик, чем у других народов. Он начинает свою статью ссылкой на былинный эпос, в котором противопоставлены высокая степень добра и крайнее напряжение зла. Илья Муромец, по благословению Христа, храбро защищает христианскую веру и борется против злодеев. А в новгородских былинах воспет Васька Буслаев, который “не верит ни в сон, ни в чох”, собирает банду из тридцати таких же, как он, беспутных людей и вместе с ними бесчинствует, пьянствует, пирует, совершает убийства. Французский историк Моно (Monod), который был женат на дочери Герцена и встречал много русских людей, в письме к профессору Легра сказал о русском народе: “Я не знаю народа более обаятельного; но я не знаю и более обманчивого”. Под “обманчивостью” Моно, очевидно, разумеет непоследовательность поведения. Бердяев говорит: русским народом “можно очароваться и разочароваться, от него всегда можно ожидать неожиданностей, он в высшей степени способен внушать к себе сильную любовь и сильную ненависть”.

Доброта

К числу первичных, основных свойств русского народа принадлежит выдающаяся доброта его. Она поддерживается и углубляется исканием абсолютного добра и связанной с нею религиозностью народа.

Доброта русского народа во всех слоях его высказывается, между прочим, в отсутствии злопамятности. “Русские люди, – говорит Достоевский,– долго и серьезно ненавидеть не умеют”. Нередко русский человек, будучи страстным и склонным к максимализму, испытывает сильное чувство отталкивания от другого человека, однако при встрече с ним, в случае необходимости конкретного общения, сердце у него смягчается, и он, как-то невольно, начинает проявлять к нему свою душевную мягкость, даже иногда осуждая себя за это, если считает, что данное лицо не заслуживает доброго отношения к нему. Достоевский высоко ценит жалостливость русского народа, выражающуюся в том, что простой народ относится к преступникам как к “несчастным” и стремится облегчить участь их, хотя и считает их заслуживающими наказания. Златовратский хорошо объяснил это поведение народа. Без всяких философских теорий народ сердцем чует, что преступление есть следствие существовавшей уже раньше порчи в душе человека, и преступный акт есть яркое обнаружение вовне этой порчи, само по себе уже представляющее “кару” за внутреннее отступление от добра.

Достоевский любит указывать на то, как русские солдаты проявляли доброту на войне – в отношении к неприятелю. Во время Севастопольской кампании, пишет он, раненых французов “уносили на перевязку прежде, чем своих русских”, говоря: “Русского-то всякий подымет, а французик-то чужой, его наперед пожалеть надо”. “Разве тут не Христос, и разве не Христов дух в этих просто душных и великодушных, шутливо сказанных словах?” И во время русско-турецкой войны 1877 – 1878 гг. солдат кормит измученного в бою и захваченного в плен турка: “Человек тоже, хоть и не хрестианин”. Корреспондент английской газеты, видя подобные случаи, выразился: “Это армия джентльменов”. Пушкарев в своей статье о большом диапазоне добра и зла в русском народе приводит ценные цитаты о поведении русских на войне из книг англичан – профессора Пэрса, Мэкензи Уоллеса и Альфреда Нокса. Пэрс пишет о “простой доброте русского крестьянина”. “Эти качества подлинного русского народа займут свое место среди лучших факторов будущей европейской цивилизации”. То же пишет и Уоллес: “Нет класса людей на свете более добродушного и миролюбивого, чем русское крестьянство”. Нокс говорит: “Русское крестьянство существенно миролюбивое и наименее империалистическое в мире”.

Доброта – одно из основных свойств русского народа; поэтому даже и бесчеловечный режим Советской власти не искоренил ее. Об этом свидетельствуют иностранцы, наблюдавшие жизнь в СССР. Австрийский немец Отто Бергер, бывший в России в плену в 1944 – 1949 гг., написал книгу “Народ, разучившийся улыбаться”. Он говорит, что, живя вблизи Можайска, пленные поняли, “какой особый народ русский. Все рабочие, а особенно женщины, относились к нам как к несчастным, нуждающимся в помощи и покровительстве. Иногда женщины забирали нашу одежду, наше белье и возвращали все это выглаженным, выстиранным, починенным. Самое удивительное было в том, что сами русские жили в чудовищной нужде, которая должна была бы убивать в них желание помогать нам, их вчерашним врагам”.

Доброта русского человека свободна от сентиментальности, т. е. от наслаждения своим чувством, и от фарисеизма: она есть непосредственное приятие чужого бытия в свою душу и защита его, как самого себя. Л. Толстой в “Анне Карениной” превосходно изобразил характер князя Щербацкого, непосредственно доброго человека, и его насмешливое отношение к пиетизму мадам Шталь. Дочь его, Кити, говорит Вареньке, воспитаннице госпожи Шталь: “Я не могу иначе жить, как по сердцу, а вы живете по правилам. Я вас полюбила просто, а вы, верно, только затем, чтобы спасти меня, научить меня!”. “Жизнь по сердцу” создает открытость души русского человека и легкость общения с людьми, простоту общения, без условностей, без внешней привитой вежливости, но с теми достоинствами вежливости, которые вытекают из чуткой естественной деликатности. “Жизнь по сердцу”, а не по правилам выражается в индивидуальном отношении к личности всякого другого человека. Отсюда в русской философии вытекает интерес к конкретной этике в противовес к законнической этике. Примером может служить “Оправдание добра” Вл. Соловьева, книга Вышеславцева “Этика Фихте”, Бердяева “Назначение человека”, Н. Лосского “Условия абсолютного добра”.

У русских и у всех славян высоко развито ценностное отношение не только к людям, но и ко всем предметам вообще. Это выражается в славянских языках в обилии уменьшительных, увеличительных, уничижительных имен. Уменьшительные имена, выражающие чувство нежности, особенно распространены и разнообразны. Велико богатство их ля личных имен: Иван – Ваня, Ванечка, Ванюша; Мария – Маня, Маша, Манечка, Машенька, Машутка. Многие не личные имена могут приобретать форму ласкательную, уменьшительную, увеличительную, уничижительную, например дом – домик, домище, домина, домишко. Уменьшительно-ласкательные имена могут быть образованы весьма различными способами, например головка, головушка, камешек, кораблик, кружок, чемоданчик, волосок, волосочек. Не только от существительных, и от других частей речи существуют ласкательно-уменьшительные формы, например прилагательные миленький, рад-радешенек, наречия – рядышком, прямехонько.

У положительных качеств бывает нередко и отрицательная сторона. Доброта русского человека побуждает его иногда лгать вследствие нежелания обидеть собеседника, вследствие желания мира, добрых отношений с людьми, во что бы то ни стало. Русские крестьяне лгут иногда из любезности, говорит Легра, ссылаясь на наблюдения Г. Нормана. Надо заметить еще, что источником лжи русского человека может быть слишком большая живость воображения, о которой будет сказано. в главе “Даровитость русского народа”. О русском вранье Достоевский написал целую статью, очень насмешливую: “У нас,– говорит он,– в огромном большинстве лгут из гостеприимства. Хочется произвести эстетическое впечатление в слушателе, доставить удовольствие, ну и лгут, даже, так сказать, жертвуя собою”.

Для заключительной оценки русского народа вспомним черты характера, описанные выше. Основное свойство русского народа есть его религиозность и связанное с нею искание абсолютного добра Царства Божия и смысла жизни, снижающееся при утрате религии на степень стремления к социальной справедливости в земной жизни. У высших слоев русского общества религиозность проявлялась в следующем: князья перед смертью постригались в “иноки и схиму”, пытались замолить свои злые дела покаянием и благодеянием; в 18 веке развилась деятельность масонов, пытавшихся углубить понимание христианства; в 19 веке религиозность выразилась в литературе в искании абсолютного добра и истины смысла жизни. У русских крестьян религиозность проявлялась в паломничестве, в увещевании на чудо, в оберегании священного. Многие ученые-исследователи данной проблемы доказали, что христианство попало на Руси на благоприятную почву, но здесь оно приобрело свою специфику, свое понимание.

Русский народ своеобразно принял Христа в свое сердце, как идеального человеколюбца и как некоего чудотворца. Христианство призывало к милосердию и покаянию и русский народ принял этот призыв. Его характеризовали как смиренный, трудовой, кроткий, терпеливый. Действительно эти качества присущи русским, но они проявлялись лишь в отношении к религии и государству. В остальном русский народ нельзя было назвать ни кротким, ни смиренным. Русский человек не терпел покушения на свою личную свободу. Русский, делая что-то по указке, предпочитал считать, что делает это только потому, что согласен с этим и потому что, то что он делает необходимо для другого. Этим он как бы осознавал свою значимость, но стоило намекнуть русскому, что он ничто, как тут же бунт. Русским свойственно мнение того, что государство вольно решать судьбу человека, но это тоже своеобразное выражение свободы - русский сам выбрал это государство, изъявив свою волю (призвание варягов для образования государства). Русские свободны в выборе условностей, правила имеющее большое значение на Западе для них не имеют большой ценности, для них священны только действительные “святыни”.

Отсюда и безалаберное отношение к частной собственности и к богатству (владение означает принадлежность чему-то, в богатстве задыхается духовная свобода). Свобода духа русского народа нашло отражение в искании абсолютного добра, к существованию разнообразных и противоположных друг другу свойств и способов поведения русских. Можно открыть противоположные свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт.

Наконец о третьем, выделенном мною качестве русского народа - о доброте. Прежде всего, доброта русского выражается в отсутствии злопамятности, жалостливости к несчастным, в “жизни по сердцу”. Все эти качества русских (доброта, религиозность, свободолюбие) синтезировались с друг другом, то есть повлияли друг на друга, одно повлекло другое, дало особенные качества третьему. Так, например, доброта русских дала привиться христианству, так же как и христианство в сильной степени повлияло на особенное милосердие русских.

В заключении следует сказать, что, безусловно, русский народ многогранен и велик так же, как и земля, на которой он проживает. И, безусловно, те свойства, которыми обладает русский характер, не повторяются в такой своеобразности ни у одного другого народа. Поистине Россия есть страна неограниченных возможностей, и вполне возможно, что именно на русском народе лежит особая миссия примирения других народов, потому что именно он обладает сильной волей, крепким духом, чудной религиозностью и особой добротой.



Введение

С давних времен, с самого своего становления Россия зарекомендовала себя, как страна необычная, не похожая на других, а потому непонятная и вместе с тем чрезвычайно притягательная. Уже давно русский национальный характер, его необычность и непонятность, возбуждает живейший интерес и стремление понять, объяснить те или иные характерные его черты, найти корни трагических обстоятельств, сопутствующих истории России.

Современные исследователи все чаще обращают внимание на роль национального характера, который в значительной мере определяет траектории развития общества в целом. Проблема национального характера достаточно сложна, и в ее изучении необходим комплексный подход историков, политологов, философов, социологов, этнографов, психологов, искусствоведов.

Изучением национального характера народа по его сказкам и былинам занимался Б.П. Вышеславцев, основными чертами русского национального характера занимался Н.О. Лосский, роль национального характера в судьбах России выяснял Н.А. Бердяев.

Объект анализа - русская философия.

Предмет исследования - русский национальный характер.

Цель моей работы - выразить знания о русском национальном характере в русской философии.

1. Изучить национальный характера народа по его сказкам и былинам

(по трудам Б.П. Вышеславцева);

2. Выявить основные черты русского национального характера (по

трудам Н.О. Лосского);

3. Рассмотреть роль национального характера в судьбах России (по

трудам Н.А. Бердяева).

ГЛАВА 1. Изучение национального характера народа по его сказкам и былинам (по трудам Б.П. Вышеславцева)

В своем докладе «Русский национальный характер», прочитанный Б.П.

Вышеславцевым в 1923 году на конференции в Риме, автор пишет, что мы интересны, но непонятны для Запада и, может быть, поэтому особенно интересны, что непонятны. Мы и сами себя не вполне понимаем, и, пожалуй, даже непонятность, иррациональность поступков и решений составляют некоторую черту нашего характера.

Характер народа, считает Вышеславцев, его основные черты заложены на бессознательном уровне, в области подсознания. В особенности это применимо к русскому народу. Область подсознательного в душе русского человека занимает исключительное место.

Как же проникнуть в бессознательное нашего духа? Фрейд, пишет Вышеславцев, думает, что оно раскрывается во снах. Чтобы понять душу народа, надо, следовательно, проникнуть в его сны. Но сны народа – это его эпос, его сказки, его поэзия…

Так русская сказка показывает нам, чего русский народ боится: он боится бедности, еще более боится труда, но всего более боится «горя», которое как- то страшно является к нему, как будто по его собственному приглашению, привязывается к нему и не отстает. «Замечательно тоже, что «горе» здесь сидит в самом человеке: это не внешняя судьба греков, покоящаяся на незнании, на заблуждении, это собственная воля, или скорее какое-то собственное безволие». Но есть еще один страх в сказках русского народа, страх более возвышенный, чем страх лишений, труда и даже «горя» - это страх разбитой мечты, страх падения с небес.

Замечательно то, отмечает Вышеславцев, что вся гамма желаний развернута в русской сказке – от самых возвышенных до самых низких. Мы найдем в ней и самые заветные мечты русского идеализма, и самый низменный житейский «экономический материализм». Так известна мечта русского народа о таком «новом царстве», где распределение будет построено на принципе «каждому по его потребностям», где можно наесться и напиться, где стоит «бык печеный», где молочные реки и кисельные берега. А главное – там можно ничего не делать и лениться. Такова, например известная сказка о лентяе Емеле, который предстает отнюдь не как отрицательный персонаж. В этом же ключе, Вышеславцев анализирует здесь сказку «о хитрой науке», при которой «можно не работать, сладко есть и чисто ходить». Есть целый ряд сказок, в которых «хитрая наука» оказывается не чем иным, как искусством воровства. При этом счастье обыкновенно сопутствует лентяю и вору.

Вышеславцевым справедливо отмечен тот факт, что сказки беспощадны: они разоблачают все, что живет в подсознательной душе народа, и притом в душе собирательной, охватывающей и худших его сынов. Сказка раскрывает все, что тщательно скрыто в жизни, в ее официально благочестии и в ее официальной идеологии.

Много пророчеств можно найти в наших сказках, но есть в нашем эпосе одна былина, которая обладает положительным ясновидением, пишет Вышеславцев, - это былина об Илье Муромце и его ссоре с князем Владимиром. Илья Муромец, любимый национальный богатырь, происходит из крестьянской семьи и воплощает главную опору и силу русской земли. Вместе с тем он есть главная и постоянная опора престола и церкви. «Однажды устроил князь Владимир «почестен пир» «на князей, на бояр, на русских богатырей», «а забыл позвать старого казака Илью Муромца». Илья, конечно, страшно обиделся. Натянул он тугой лук, вложил стрелочку каленую и начал стрелять по «Божьим церквам, да по чудесным крестам, по тыим маковкам золоченным».

Вот вам вся картина русской революции, которую в пророческом сне увидела древняя былина. Илья Муромец – олицетворение крестьянской Руси, устроил вместе с самой отвратительной чернью, с пьяницами и бездельниками, настоящий разгром церкви и государства, внезапно он стал разрушать все, что он признавал святыней и что защищал всю свою жизнь».

Итак, один из мотивов, приведший к кризису доверия власти и в конечном итоге – к революции, заключался в том, что дворянство и верхушка забыли позвать на свой блистательный пир простой народ, оставив его жить в нищете и бесправии.

Безусловно, в этой былине ясно виден весь русский характер: несправедливость была, но реакция на нее совершенно неожиданна и стихийна. Это не революция западно-европейская, с ее добыванием прав и борьбою за новый строй жизни, это стихийный нигилизм, мгновенно уничтожающий все, чему народная душа поклонялась, и сознающий притом свое преступление. Это не есть восстановление нарушенной справедливости в мире, это есть неприятие мира, в котором такая несправедливость существует.

Такова мудрость эпоса – подсознательная душа народа высказывает в нем то, чего она втайне желает или чего боится. В этих подсознательных силах заключено все прошлое и будущее.

ГЛАВА 2. Основные черты русского национального характера

(по трудам Н.О. Лосского).

Неоценимый вклад в изучение русского национального характера также внесла книга русского философа Н.О. Лосского «Характер русского народа». В своей книге Лосский дает следующий перечень основных черт, присущих русскому национальному характеру.

Религиозность русского народа. Основной и наиболее глубокой чертой русского народа Лосский считает его религиозность и связанное с нею искание абсолютной правды. «Иностранцы, внимательно наблюдавшие русскую жизнь, в большинстве случаев отмечают выдающуюся религиозность русского народа. Русские могут беседовать о религии шесть часов подряд. Русская идея – христианская идея; на первом плане в ней – любовь к страдающим, жалость, внимание к индивидуальной личности».

Несмотря на сознательное принижение значения Церкви, в России сохранялась все же в глубине и настоящая христианская Церковь в лице почитаемых народом подвижников, живших в тиши монастырей, и особенно в лице «старцев», к которым всегда приходили для поучения и утешения

Способность русского народа к высшим формам опыта. Высокое развитие нравственного опыта Лосский видит в том, что все слои русского народа проявляют особый интерес к различению добра и зла и чутко различают примеси зла к добру.

К числу особенно ценных свойств русского народа принадлежит чуткое восприятие чужих душевных состояний . Отсюда получается живое общение даже и малознакомых людей друг с другом. «У русского народа высоко развито индивидуальное личное и семейное общение. В России нет чрезмерной замены индивидуальных отношений социальными, нет личного и семейного изоляционизма. Поэтому даже иностранец, попав в Россию, чувствует: «здесь я не одинок» (конечно, я говорю о нормальной России, а не о жизни при большевистском режиме). Пожалуй, именно эти свойства есть главный источник признания обаятельности русского народа, столь часто высказываемого иностранцами, хорошо знающими Россию».

Такая черта русского национального характера, как искание смысла жизни и основ бытия , превосходно изображено в русской литературе, в частности, в произведениях Толстова, Достоевского и др.

Чувство и воля. К числу первичных основных свойств русского народа, как считает Лосский, принадлежит могучая сила воли. Страсть есть сочетание сильного чувства и напряжения воли, направленных на любимую или ненавидимую ценность. Естественно, чем выше ценность, тем более сильные чувства и энергичную активность вызывает она у людей, обладающих сильной волей.

Отсюда понятна страстность русских людей , проявляемая в политической жизни, и еще большая страстность в жизни религиозной. Максимализм, экстремизм и фанатическая нетерпимость суть порождения этой страстности. В доказательство своей правоты Лосский приводит такой пример массового проявления русской страстности фанатической нетерпимости как история старообрядничества. Потрясающим проявлением религиозных страстей было самосожжение многих тысяч старообрядцев.

Русское революционное движение также, по мнению Лосского, изобилует примерами политической страстности и могучей силы воли. Несгибаемая воля и крайний фанатизм Ленина вместе с руководимыми им большевиками, создавшими тоталитарное государство в такой чрезмерной форме, какой не было, и даст Бог, не будет больше на земле.

Страстность и могучую силу воли можно считать принадлежащими к числу основных свойств русского народа. Но Лосский также не отрицает, что в русском народе встречается и всем знакомая «обломовщина», та леность и пассивность, которая превосходно изображена Гончаровым в романе «Обломов». Здесь он разделяет позицию Добролюбова, который так объясняет природу «обломовщины»: …русскому человеку свойственно стремление к абсолютно совершенному царству бытия и вместе с тем чрезмерная чуткость ко всяким недостаткам своей и чужой деятельности. Отсюда возникает охлаждение к начатому делу и отвращение к продолжению его; замысел и общий набросок его часто бывает очень ценен, но неполнота его и потому неизбежные несовершенства отталкивают русского человека, и он ленится продолжать отделку мелочей. Таким образом, обломовщина есть во многих случаях оборотная сторона высоких свойств русского человека – стремления к полному совершенству и чуткости к недостаткам нашей действительности.

Однако сила воли русского народа, как пишет Лосский, обнаруживается еще и в том, что русский человек, заметив какой-либо свой недостаток и нравственно осудив его, повинуясь чувству долга, преодолевает его и вырабатывает в совершенстве противоположное ему качество. Недостатков много у русского народа, но сила его воли в борьбе с ними способна преодолевать их.

Свободолюбие . К числу первичных свойств русского народа, вместе с религиозностью, исканием абсолютного добра и силой воли, Лосский относит и любовь к свободе и высшее выражение ее – свободу духа… Тот, кто обладает свободой духа, склонен подвергать испытанию всякую ценность, не только мыслью, но даже на опыте… Вследствие свободного искания правды русским людям трудно столковаться друг с другом…Поэтому в общественной жизни свободолюбие русских выражается в склонности к анархии, в отталкивании от государства.

Доброта. Говорят иногда, что у русского народа – женственная природа. Доброта русского народа во всех слоях его выражается в отсутствии злопамятности. Нередко русский человек, будучи страстным и склонным к максимализму, испытывает сильное чувство отталкивания от другого человека, однако при встрече с ним, в случае необходимости конкретного общения, сердце у него смягчается и он как-то невольно начинает проявлять к нему свою душевную мягкость, даже иногда осуждая себя за это, если считает, что данное лицо не заслуживает доброго отношения к нему.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство образования РФ

Федеральное агенство по образованию КнАГТУ

По культурологии

на тему: «Проблема русского характера, русской национальности»

Выполнил студент:

Грималовская Е.В.

Проверил преподаватель:

Тимофеева И.Ю.

Комсомольск-на-Амуре 2006

1. Русский национальный характер. Б. П. Вышеславцев

Автор данной статьи повествует нам о том, что народный характер необычайно устойчив, быть может, он даже всегда остается тем же, и самые неожиданные и невероятные колебания судьбы вскрывают только его скрытые, но всегда присутствовавшие потенции; так что из глубокого понимания характера можно прочесть всю его судьбу.

На примере рассказа одной из древнейших русских былин Вышеславцев Б.П. затрагивает проблему русского национального характера. Это русский эпос, создававшийся в веках, следовательно, это выражение исконного народного подлинного духа.]

Характер человека не есть, однако, что-то явное, очевидное; напротив, он есть нечто скрытое.(Поэтому трудно понять характер и возможны неожиданности. Как часто люди говорят: «Вот этого я от тебя никогда не ожидал!»Характер имеет свой корень не в отчетливых идеях, не в содержании сознания, а скорее в бессознательных силах, в области подсознания. Там, в этой подпочве, подготавливаются землетрясения и взрывы, которые нельзя объяснить, если смотреть на (нрзбрч.; слово зачеркнуто) внешнюю поверхность (surface exterieure).B особенности это применимо к русскому народу., 1 Все герои Достоевского поражают такими выходками и вспышками. И весь русский народ в целом поразил мир своим революционным извержением. Нужно сказать, что область подсознательного в душе русского человека занимает исключительное место. Он чаще всего не знает, чего он хочет, куда его тянет, отчего ему грустно или весело.

Умеем ли мы вообще хотеть? Да, у нас бывают мгновенные и непреодолимые желания, и в нас [всех] есть жажда жизни, есть Эрос, но мы не можем определить направление хотения.; Любимец русской сказки Иванушка-Дурачок, долго лежавший на печи, ни с того ни с сего вдруг вскакивает и кричит: «Эх вы, тетери, отпирайте двери, хочу идти туда, сам не знаю куда»

Но как проникнуть туда, в бессознательное нашего духа? Фрейд думает, что оно раскрывается в снах. Сны суть наши подсознательные устремления. Во сне мы видим то, чего мы боимся, и то, чего мы жаждем. В этом отношении сны не обманывают: они развертывают художественные символы скрытых сил нашей души.

Чтобы понять душу народа, надо, следовательно, проникнуть в его сны. Но сны народа -- это его эпос, его сказки, его поэзия... Многих возмущала пошлость и безнравственность сказки. Но сны бывают разные: прозаические, низменные, отвратительные, и -- возвышенные, божественные. Сны, как и сказки народа, не выбирают самого красивого и благородного, как это делают стихи поэта; они, напротив, неумолимо правдивы даже в своем цинизме. русский характер национализм философ

Русская сказка показывает нам ясно, чего русский народ боится: он боится бедности, еще более боится труда, но всего более боится «горя», которое привязывается к нему.

2. Бердяев Н. А. Национальность и человечество

Данная статья рассказывает о взаимосвязи национальности и человечества, также обсуждается проблема национальности человечества в целом. Бердяев Н.А в своей статье уделяет внимание национальным индивидуальностям. Наши националисты и наши космополиты находятся во власти довольно низких понятий о национальности, они одинаково разобщают бытие национальное с бытием единого человечества. Страсти, которые обычно вызывают национальные проблемы, мешают прояснению сознания. Работа мысли над проблемой национальности должна, прежде всего, установить, что невозможно и бессмысленно противоположение национальности и человечества, национальной множественности и всечеловеческого единства. Между тем, как это ложное противоположение делается с двух сторон, со стороны национализма и со стороны космополитизма. Недопустимо было бы принципиально противополагать часть целому или орган организму и мыслить совершенство целого организма как исчезновение и преодоление множественности его частей и органов. Национальность и борьба за ее бытие и развитие не означает раздора в человечестве и с человечеством и не может быть в принципе связываема с несовершенным, не пришедшим к единству состоянием человечества, подлежащим исчезновению при наступлении совершенного единства. Ложный национализм дает пищу для таких понятий о национальности. Национальность есть индивидуальное бытие, вне которого невозможно существование человечества, она заложена в самих глубинах жизни, и национальность есть ценность, творимая в истории, динамическое задание. Существование человечества в формах национального бытия его частей совсем не означает непременно зоологического и низшего состояния взаимной вражды и истребления, которое исчезает по мере роста гуманности и единства. За национальностью стоит вечная онтологическая основа и вечная ценная цель. Национальность есть бытейская индивидуальность, одна из иерархических ступеней бытия, другая ступень, другой круг, чем индивидуальность человека или индивидуальность человечества, как некой соборной личности. Установление совершенного братства между людьми не будет исчезновением человеческих индивидуальностей, но будет их полным утверждением. И установление всечеловеческого братства народов будет не исчезновением, а утверждением национальных индивидуальностей. Человечество есть некоторое положительное всеединство, и оно превратилось бы в пустую отвлеченность, если бы своим бытием угашало и упраздняло бытие всех входящих в него ступеней реальности, индивидуальностей национальных и индивидуальностей личных. И в Царстве Божьем должно мыслить совершенное и прекрасное существование личностей-индивидуальностей и наций-индивидуальностей. Всякое бытие -- индивидуально. Отвлеченность же не есть бытие. В отвлеченном, от всякой конкретной множественности освобожденном гуманизме нет духа бытия, есть пустота. Само человечество есть конкретная индивидуальность высшей иерархической степени, соборная личность, а не абстракция, не механическая сумма. Так Бог не есть угашение всех индивидуальных ступеней многообразного бытия, но их полнота и совершенство. Множественность индивидуальных ступеней, всю сложную иерархию мира нельзя заменить единством высшей ступени, индивидуальностью единого. Совершенное единство (общенациональное, общечеловеческое, космическое или божественное) есть высшая и наиболее полная форма бытия всей множественности индивидуальных существований в мире. Всякая национальность есть богатство единого и братски объединенного человечества, а не препятствие на его пути. Национальность есть проблема историческая, а не социальная, проблема конкретной культуры, а не отвлеченной общественности.

Человек входит в человечество через национальную индивидуальность, как национальный человек, а не отвлеченный человек, как русский, француз, немец или англичанин. Человек не может перескочить через целую ступень бытия, от этого он обеднел бы и опустел бы. Национальный человек -- больше, а не меньше, чем просто человек, в нем есть родовые черты человека вообще и еще есть черты индивидуально-национальные. Совершенно не национальной, отвлеченно-человеческой, легко транспортируемой от народа к народу является наименее творческая, внешне техническая сторона культуры. Все творческое в культуре носит на себе печать национального гения. Даже великие технические изобретения национальны и не национальны лишь технические применения великих изобретений, которые легко усваиваются всеми народами. Даже научный гений, инициативный, создающий метод- национален. Дарвин мог быть только англичанином, а Гельмгольц - характерный немец. Национальное и общечеловеческое в культуре не может быть противопоставляемо. Общечеловеческое значение имеют именно вершины национального творчества. В национальном гении раскрывается всечеловеческое, через свое индивидуальное он проникает в универсальное.

Объединение человечества, его развитие к вселенной совершается через мучительное, болезненное образование и борьбу национальных индивидуальностей и культур. Другого исторического пути нет, другой путь есть - отвлеченность, пустота, или чисто индивидуальный уход в глубь духа, в мир иной. Судьба наций и национальных культур должна свершиться до конца. Принятие истории есть уже принятие борьбы за национальные индивидуальности, за типы культуры. Культура греческая, культура итальянская в эпоху Возрождения, культура французская и германская в эпохи цветения и есть пути мировой культуры единого человечества, но все они глубоко национальны, индивидуально своеобразны. Все великие национальные культуры - всечеловечны по своему значению

В душе русского народа есть такая необъятность, безгранность, устремленность в бесконечность, как и в русской равнине. Поэтому русскому народу трудно было овладеть этими огромными пространствами и оформить их. У русского народа была огромная сила стихии и сравнительная слабость формы. Русский народ не был пародом культуры по преимуществу, как пароды Западной Европы, он был более пародом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности. У народов Западной Европы все гораздо более детерминировано и оформлено, все разделено на категории и конечно.(Не так у русского народа, как менее детерминированного, как более обращенного к бесконечности и не желающего знать распределения по категориям В определении характера русского народа и его призвания необходимо делать выбор, который автор называет выбором эсхатологическим по конечной цели. Поэтому неизбежен также выбор века, как наиболее характеризующего русскую идею и русское призвание. Таким веком я буду считать. XIX в, мысли и слова и, вместе с тем, как острого раскола, столь для России характерного, как внутреннего освобождения и напряженных духовных и социальных исканий.

Русские мыслители XIX в, размышляя о судьбе и призвании России, постоянно указывали, что эта потенциальность, невыраженность, неактуализированность сил русского народа и есть залог его великого будущего. Верили, что русский народ, наконец, скажет свое слово миру и обнаружит себя. Необычайный, взрывчатый динамизм русского парода обнаружился в его культурном слое лишь от соприкосновения с Западом и после реформы Петра. Герцен говорил, что на реформу Петра русский народ ответил явлением Пушкина. Мы прибавим: не только Пушкина, но и самих славянофилов, но и Достоевского и Л. Толстого, но и искателей правды, но и возникновением оригинальной русской мысли.

Русский народ не только был покорен власти, получившей религиозное освящение, но он также породил из своих недр Стеньку Разина, воспетого в народных песнях, и Пугачева. Русские-бегуны и разбойники. И русские -- странники, ищущие Божьей правды. Странники отказываются повиноваться властям. Путъ земной представлялся русскому народу путем бегства и странничества. Россия всегда была полна мистико-пророческих сект: И в них всегда была жажда преображения жизни.

3. О национальном характере русских. Д. С. Лихачев

Автор данной статьи остановился на обсуждении только двух черт русского народа, но и эти две черты смог скорее назвать, чем определить. Самое главное: выйти из тумана мифов о русском народе и русской истории -- выйти при свете досконального знания фактов, фактической истории, не затемненной туманом ложных обобщений.

Черт русского национального характера очень много. Существование их непросто доказать. Особенно если каждой черте противостоят как некие противовесы и другие черты: щедрости -- скупость (чаще всего неоправданная), доброте -- злость (опять-таки неоправданная), любви к свободе -- стремление к деспотизму и т. д. Но, по счастью, реальной национальной черте противостоит по большей части призрачная, которая особенно заметна на фоне первой -- настоящей и определяющей историческое бытие.

Что же нам делать в будущем, особенно с теми двумя чертами русского характера, о которых Лихачев Д. С. упоминал раньше?

Автор полагает, что в будущем их надо во что бы то ни стало развивать в правильном направлении. Стремление русских к воле надо направлять по пути всяческого развития духовной множественности, духовной свободы, предоставления юношеству разнообразных творческих возможностей. Мы слишком стиснуты сейчас в рамках немногих профессий, которые не дают развиваться тем многочисленным потенциалам, к которым склонен народ, юношество нации.

Стремление русских во всем достигать последнего предела надо также развивать по преимуществу в духовной области. Пусть будут у нас герои духа, подвижники, отдающие себя на служение больным, детям, бедным, другим народам, снятые, наконец. Пусть снова страна наша будет родиной востоковедения, страной «малых пародии», сохранения их и «красной книге человечества». Пусть безотчетное стремление отдавать всего себя какому-либо святому делу, что так отличало русских во все времена, снова займет свое достойное место и отвлечет русского человека от коверкающих его схем единомыслия, единодействия и единоподчинения. Все эти «едино» не свойственны нам и ведут в сторону, к взрывам и выстрелам, к развитию преступности, Которая есть не что иное, как теневой противовес стремлению русских во всем ударяться в крайности, стоять на краю опасности.

Надо понять черты русского характера (хотя бы те две, которые описывались ранее). Правильно направленные эти черты -- бесценное свойство русского человека. Не направленные никак или направленные но неправильному пути, они дают в первый момент большой эффект, а потом становятся взрывоопасными.

Эффект «теневого противовеса» русских национальных черт характера опасен, и он должен быть предотвращен.

Лихачев представляет себе XXI век как век развития гуманитарной культуры, культуры доброй и воспитывающей, закладывающей свободу выбора профессии и применения творческих сил. Образование, подчиненное задачам воспитания, разнообразие средних и высших школ, возрождение чувства собственного достоинства, не позволяющего талантам уходить в преступность, возрождение репутации человека как чего-то высшего, которой должно дорожить каждому, возрождение совестливости и понятия чести -- вот в общих чертах то, что нам нужно в XXI веке. Не только русским, конечно, но особенно русским, потому что именно это мы в значительной мере потеряли в нашем злополучном XX веке.

4. Н. О. Лосский. О русском характере

Среди всех работ Н. О. Лосского книга «Характер русского народа» занимает особое место. Это собственные размышления и выводы, а также последовательная и скрупулезная проработка трудов своих предшественников и современников по данному вопросу. В своей работе Лосский имеет в виду «душу отдельных русских людей, а не душу русской нации, как целого, так как…характер души общественного целого может иногда или в некоторых отношениях глубоко отличаться от характера людей, входящих в него» (Лосский Н. О. О русском характере. М., 1990. С. 2).

Однако некоторые свойства характера отдельных лиц, входящих в общественное целое, принадлежат также и этому целому, поэтому Н. О. Лосский рассматривает свойства русского характера применительно не только к отдельному человеку, но и к России в целом.

Основной чертой характера русского народа является его религиозность и связанное с нею искание абсолютного добра, которое осуществимо лишь в Царстве Божьем. В душе русского человека есть сила, влекущая его к добру и осуждающая зло, - голос совести. Даже с утратой христианской идеи Царства Божьего, став атеистом, русский человек сохраняет стремление к совершенному добру (искание социальной справедливости русскими революционерами и т.д.). Важнейшее выражение характера религиозности русского народа осуществлено в Русской Православной Церкви. Русское православие сосредоточено на эсхатологии, на стремлении к Царству Божьему, к сверхземному абсолютному добру. Однако официальная церковь в России находится в приниженном состоянии, являясь одной из форм администрации. Настоящая христианская церковь - в лице почитаемых народом старцев, подвижников.

Способность русского народа к высшим формам опыта (религиозный, нравственный опыт, восприятие чужой душеной жизни, интеллектуальная интуиция) Лосский прослеживает, начиная с опыта религиозного. Православная религиозность находится в тесной связи с мистическим религиозным опытом и носит мистический созерцательный характер, который помогает осуществить переживание близости к Богу.

Высокое развитие нравственного опыта проявляется в особом интересе к различению добра и зла, а также в чутком отличии примесей зла в добром. «Несмотря на то, что русский человек часто грешит, он всегда отдает себе отчет в том, что совершил дурной поступок и раскаивается в нем.»

Особо ценно такое качество русского человека как чуткое восприятие чужого душевного настроения. Отсюда - живое индивидуальное общение даже среди малознакомых людей.

Религиозность, связанная с поисками абсолютного добра, заставляет человека задумываться о смысле жизни. Русскому человеку свойственно «религиозно - эмоциональное» осмысление жизни. Этот интерес неминуемо ведет к философствованию и попыткам выстроить целостное мировоззрение. В центре философски разработанного мировоззрения должна стоять метафизика, для успешных занятий которой необходимо обладать «…способностью к умозрению, т.е. интеллектуальной интуиции, имеющей в виду идеальные основы мира, разумея под словом идеальный идеи в смысле философии Платона». Искание абсолютного добра и смысла жизни выразилось в русской культуре в том, что важнейшее место в истории русской мысли занимает религиозная философия.

Также высоко развит у русского народа эстетический опыт, необходимый для художественного творчества.

Вторым первичным свойством русского характера, наряду с религиозностью, является могучая сила воли. Именно с ней связана страстность русского человека, порождение которой - максимализм, экстремизм и фанатическая нетерпимость. Чем выше ценность, тем более сильные чувства и активность она вызывает у людей, обладающих сильной волей. Примеры тому - самосожжение тысяч старообрядцев, история русского революционного движения. Даже малозначительные ценности, например накопление собственности, могут стать предметом всепоглощающей страсти.

Наряду со страстностью и силой воли в русском характере можно встретить и «обломовщину», леность, пассивность. Они встречаются во всех классах и являются во многих случаях оборотной стороной таких высоких свойств русского характера как стремление к полному совершенству и чуткости к недостаткам реальной действительности. Замысел часто бывает весьма ценным, однако чуткость к недочетам своей и чужой деятельности вызывает охлаждение к начатому делу у русского человека.

К числу первичных свойств русского народа относится и любовь к свободе, а также ее высшее проявление - свобода духа. Это свойство связано с исканием абсолютного добра. В реальном мире его нет, следовательно, каждый человек делает для себя самостоятельный выбор наилучшего способа действия, собственного пути. В общественной жизни любовь к свободе выражается у русских в склонности к анархии, в отталкивании от государства.

Свобода духа, широкая натура, искание совершенного добра и связанное с этим испытание ценностей мыслью и опытом привело к тому, что у русского народа выработались самые разнообразные, а иногда и противоположные, формы и способы поведения (деспотизм государства и анархия; вольность, жестокость и доброта, человечность; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм и т.д.). Искание абсолютного добра выработало у русского народа признание высокой ценности каждой личности. Именно отсюда повышенный интерес к социальной справедливости.

Доброта - это еще одно первичное основное свойство русского народа. Благодаря религиозности и исканию абсолютного добра, она поддерживается и углубляется. Чуткость к добру соединена у русского человека с сатирическим направлением ума, со склонностью все критиковать, и именно доброта, наряду с живым воображением, часто становится причиной лжи.

Несмотря на то, что доброта - это преобладающая черта характера русского человека, есть в его жизни не мало проявлений жестокости (жестокость как средство воспитания, как средство устрашения преступников и т.д.). Весьма своеобразное явление - жестокость органов государственной власти. Представители государственной власти весьма сурово и неумолимо требуют выполнения законов. Однако такое поведение не есть проявление их личной жестокости. Через чувства и волю этого человека действует само государство, поэтому индивидуальные свойства личности отступают на второй план.

Искание абсолютного добра является источником разнообразного опыта и различных способностей. Отсюда - богатое развитие духа и обилие дарований. Сметливый практический ум русского человека проявился в весьма успешном развитии науки и технических изобретениях, а любовь к красоте и дар творческого воображения стали факторами, содействующими высокому развитию русского искусства. Русская художественная литература, музыка, театр, балет, живопись, архитектура известны во всем мире. К сожалению здоровое развитие русской духовной жизни в России было прервано, по мнению Лосского, большевистской революцией.

Со времен псковского инока Филофея получило свое яркое выражение русское национальное мессианство. Русскому народу свойственно искание добра для всего человечества, XIX век в истории России отмечен отрывом от строя жизни «отцов», утратой религии и материализмом. Все это привело к нигилизму - оборотной стороне добрых качеств русского народа. Став материалистом, русский интеллигент поставил перед собой цель устроить на земле рай по своему собственному плану, даже если это придется делать насильственно. В среде рабочих и крестьян нигилизм получил свое выражение в хулиганстве и озорстве.

В русском характере много недостатков, которые могут привести к расстройству (иногда весьма опасному) общественной жизни: максимализм, экстремизм, невыработанность характера, отсутствие дисциплины, дерзкое испытание ценностей, анархизм, чрезмерность критики. Однако следует отметить, что все эти отрицательные черты вторичны, они являются лишь оборотной стороной основных первичных свойств русского характера.

5. Специфика русского национализма. Ковалевский

Профессор Ковалевский, давший обзор консервативной политической мысли этого периода писал: “Государство, известное под именем Российской империи, создано русскими славянами, потомками скифов и сармат. В его созидании работали только одни русские, - а не поляки, не грузины, не финны и др. народности России. Созидательница русского государства - русская нация, а потому эта нация по всем божеским и человеческим правам должна быть господствующей нацией, держащей в государстве власть, управление и преобладания или державной нацией. Все остальные нации, как вошедшие уже в готовое государство, как присоединенные к нему державной нацией, должны быть ей соподчиненными”. “Только тот, кто слился кровью и духом с русским народом, кто боролся в его рядах за его национальные задачи и стал потомственным пайщиком великого культурного исторического наследия, имеет неоспоримое право русского гражданского равноправия”.

Этими мыслями Ковалевский продолжает “Русскую правду” П.И.Пестеля, предлагавшего инородцам оставлять свою прежнюю национальность за пределами России.

Против мелкой самобытности, не желающей сливаться с великой исторической личностью Русского народа, выступали позднее С.А.Хомяков, и М.Н.Катков (“какого бы ни были происхождения русские граждане, они не должны иметь иного отечества, кроме России”, Россия “не может иметь никаких государств в государстве, не может допустить, чтобы какие бы то ни было части страны могли организоваться в смысле особых политических национальностей. Единое государство, значит единая нация”).

Необходимо отметить, что выделенность русской нации рассматривалась русскими мыслителями вовсе не с позиций исключительно духовно-нравственных и культурных.

Например, тот же профессор Ковалевский определяет нацию через язык, веру, единство исторической судьбы, общность физических и душевных качеств и формирование собственной национальной культуры. При этом общность физических качеств выражается в ранних формах русского национализма. Ковалевский пишет, что допетровский русский национализм был “животный, инстинктивный, биологический, но он спас России ее самобытность”. Эта отчужденность русского национализма от рационального осознания своих дальних интересов стала, с другой стороны, причиной отставания России от Запада. После татарского ига оказалось, что “Россия была выше, но темнее” Запада. Вероятно, именно это обстоятельство привело к постоянным отклонениям политики российских самодержцев от принципа русского национализма, о чем с горечью писали русские историки и философы.

Ковалевский выделял отличия патриотизма от национализма. Если первый связан с родиной и отечеством, но второй - с родом, нацией. В первом случае речь идет о историко-географическом понятии, во втором - о психолого-антропологическом. Русский антропологический тип, таким образом, является определяющим для формирования в России нации как таковой. При этом Ковалевский ссылается на мнение проф. Градовского: “…чем больше мы видим в данном государстве местностей и племен, стоящих на особом положении, тем дальше это государство от полного развития своих национальных начал, тем больше препятствий и трудов предстоит ему преодолеть”.

6. Н.С.Трубецкой

Н.С.Трубецкой подразделял национализм на истинный и ложный. Истинный национализм носит черты государственного и нацелен на защиту исторических традиций и культурной самобытности, недопущение ассимиляции. Ложный - скорее связан с этническим национализмом, который стремится к собственной государственности, разрывая традиционный, исторически сложившийся государственный организм.

7. П.Б. Струве

П.Б.Струве выделял национализм творческий и охранительный. Творческий национализм, опять же, носит государственный характер и стремится к созданию благоприятных условий для экономического, политического и культурного развития своего народа, при открытом соперничестве с другими странами и народами. Охранительный национализм, напротив, ограждает народы от конкуренции, создает искусственные привилегии. В последнем случае также видны черты этнического национализма.

Оба философа, как и многие другие, становились на защиту государства, пытаясь ликвидировать раскол между нацией и государством, поставив именно нацию на службу государству, но не наоборот. Это было крупной теоретической ошибкой.

Струве был энергичным пропагандистом либерального национализма в России, призывавший русских к политическому самообразованию и укреплению союза нации с государством. В августе 1918 г. он говорил о Русской революции: “Это был первый в мировой истории случай торжества интернационализма и классовой идеи над национализмом и национальной идеей”. Струве различает “национализм” и “национальную идею”. Вероятно, в связи с тем, что национальная идея понималась им как идея народности, национальной идентичности, как пассивный признак, присущий русским людям. В то же время национализм расценивался им как политизация национального сознания и требование создания нации-государства: один народ, один язык, одна вера, один закон. Такого рода унификация была в Российской Империи невозможна, а для русской нации - гибельна, поскольку лишала ее естественных этнических признаков и лидерской роли в общероссийской социуме.

8. П.Н. Милюков

П.Н.Милюков в “Очерках по истории русской культуры” определил русский национализм как признак вымершей государственной системы. Он противопоставил национальное и общественное самосознание. Первое, по мысли Милюкова, прославляло сложившиеся национальные качества, второе - критиковало существующий порядок. Милюков противопоставил понятие “нация” и “народ”. К первому термину он отнес и негативную трактовку “национализма” как национальной исключительности, ко второму - демократическое устройство общества. Милюков утверждал, что националистические настроения должны уступить место народному движению, свободному от груза прошлого. Этот “народнический” импульс угадывается также и у в В.Н. Муравьева, одного из авторов сборника “Из глубины” (1918 г.), который усматривал в отречении русской интеллигенции от национальной идеи главную причину Октябрьской революции.

Мы видим, что ведущие либеральные интеллектуалы России начала ХХ века вовсе не чужды были национальной идеи, понимая под ней некоторую оппозицию правому национализму монархического толка. Интеллигенция отошла не от идеи нации как таковой, а лишь от концепции, отождествляющей нацию с самодержавием, то есть - с традиционным российским государством. Традиционной нации либералы подбирали новое государство, принимая за образец Европу, где отношения синтонности между нацией и государством были в большинстве случаев заведомо невозможны. Что стало, кстати, следствием колоссальных военных поражений западных демократий от консолидированной германской нации.

9. А.Е. Пресняков

Русский ученый А.Е.Пресняков в лекциях по русской истории (1907 год) говорил, что государство превращается в нацию, когда развивается национальное самосознание или национальная воля. “Воля к общей политической жизни, стало быть, явление коллективной психики данного населения, есть основная черта как личной, так и общественной “народности” или “национальности” на той ступени исторического развития, когда создаются нации”. Сегодня, даже когда речь заходит о нации, очень трудно понять, о чем ведет речь тот или иной автор. Но термин “нация” в России теперь звучит чаще всего нейтрально-позитивно в значении “народ”, а вот “национализм” - почти всегда негативно.

Традиции русской консервативной мысли, между тем, не упускали этой темы и рассматривали ее с достаточной ясностью, чтобы использовать прежние методологические подходы и в современных условиях. В частности, речь идет и о понимании структуры общегражданской нации - ее этнических ингредиентов.

10. С.Н. Булгаков

С.Н. Булгаков пишет: “Даже те государства, которые в своем окончательном виде состоят из многих племен и народностей, возникли в результате государственной деятельности одного народа, который являлся в этом смысле “господствующим”, или державным. Можно идти как угодно далеко в признании политического равенства разных наций, их исторической равноценности в государстве это все равно не установит. В этом смысле Россия, конечно, остается и останется русским государством при всей многоплеменности даже при проведении самого широкого национального равноправия”.

К такому подходу близка и позиция современного западного мыслителя Э.Яна: “…демократия (власть народа) ни в коем случае не может быть этнократией (господство народа с одним языком или культурой). В то же время, любой демократии неизбежно присущи этнократические черты, поскольку, во-первых, выбор государственного языка фактически ставит в привилегированное положение тех граждан, для которых он является родным, и, во-вторых, у привилегированной этнокультуры шансы на сохранение на территории государства гораздо выше, чем у всех прочих. Этнократический характер демократического государства может быть существенно смягчен, если оно не только признает факт полиэтничности и, возможно, мультинациональности своего населения, но и приложит все усилия, чтобы поддержать существующие меньшинства”.

12. Соловьев

Одна из либеральных трактовок нации и национализма принадлежит Вл.Соловьеву: “...христианская истина утверждает неизменное существование наций и прав национальности, осуждает в то же время национализм, представляющий для народа то же, что эгоизм для индивида: дурной принцип, стремящийся изолировать отдельное существо превращением различия в разделение, а разделение в антагонизм”. Отчасти такая позиция разделяется и С.Н.Булгаковым: “путь, который указуется нам историей, должен вести нас к подъему культурного патриотизма и ослаблению политического национализма”.

13. И.А. Ильин

Противоположное понимание национализма представляет И.А.Ильин: “...национализм проявляется прежде всего в инстинкте национального самосохранения, и этот инстинкт есть состояние верное и оправданное. Не следует стыдиться его, гасить или глушить его; надо осмыслить его перед лицом Божиим, духовно обосновывать и облагораживать его проявления”.

При всем разнообразии трактовок национализма в начале ХХ века в России вызревало понимание места ведущего племени и самого государства Российского как самобытного и имеющего свои особенности и интересы. В 1912 году такой либеральный мыслитель, как

14. Е.Н. Трубецкой

Е.Н.Трубецкой говорил: “Нас слишком долго держали в убеждении, что русский человек - не просто человек с определенными конкретными чертами расы и народности, а “всечеловек”, объемлющий черты всех национальностей, что неизбежно ведет к утрате собственной национальной физиономии. Мы привыкли видеть в России целый мир, и начинаем уже поговаривать о том, что нет в ней ничего местного, ибо она не запад и не восток, а “Востоко-запад”. Нам тщательно внушали мысль, что Россия или Мессия или ничто, что вселенское и истинно русское одно и то же”.

Но основная масса либеральная интеллигенции уже во второй половине XIX века пыталась превратить русских в рабов “всечеловеческой” идеи, в народ-мессию, которому надо снести все пороки иных цивилизаций, отказываясь от своей, и в этом полагая свою особость. В ХХ веке социалистическая идея использовала этот неизжитый мессианский настрой, пригодный разве что в период высшего имперского могущества русских, и тяжким бременем возложила на русских интернационализм - прямое отрицание национализма как такового. Эта непосильная ноша давила и давит русский народ целый век, заставляя его быть слугой и донором других этнических и национальных организмов.

Анализ текстов русских дореволюционных философов показывает, что противоречия в их трактовках национализма в большей степени обусловлено разным освоением нововведенного термина. Мы предпочитаем опираться на разработки Ильина, который большее внимание уделил пониманию национализма, особенно остановившись на ложных и вредных формах национализма. Ильин указывает на возможные “затмения” национального чувства: “...чувство и воля националиста прикрепляются не к духу и не к духовной культуре, а к внешним проявлениям народной жизни, -- к хозяйству, к политической мощи, к размерам государственной территории и к завоевательным успехам своего народа. Главное -- жизнь духа -- не ценится... или являясь средством для неглавного, т.е. превращаясь в орудие хозяйства, политики или завоевания”. “...чувство и воля националиста, вместо того чтобы идти в глубину своего духовного состояния, уходят в отвращение ко всему иноземному”.

15. С.Н. Булгаков

С.Н.Булгаков также указывает на опасность извращений национализма, особенно в условиях благополучия: “Высоким призванием своим не только возвышается народ, но им он и судится. ...Те, сердце которых истекало кровью от боли за родину, были в то же время ее нелицеприятными обличителями. Но только страждующая любовь дает право на это национальное самозаушение, там же, где она не ощущается, поношение родины, издевательство над матерью, проистекающее из легкомыслия или духовного оппортунизма, вызывает чувство отвращение и негодования. Национальный мессианизм есть поэтому жгучее чувство, всегда колеблющееся между надежной и отчаянием, полное страха, тревоги, ответственности. ...И это чувство недостоинства в избрании, которое все-таки остается неотмененным для верующего сердца, наполняет душу смятением, страхом, ее волнует и терзает. В национальном чувстве есть поэтому страшная и всегда подстерегающая опасность изменить ради него кафоличности, всечеловечности, так же как национальной церкви легко отъединиться от церкви вселенской, "единой, соборной, апостольской". Национальность есть хотя и органическая, но не высшая форма человеческого единения, ибо она не только соединяет, но и разъединяет. И национальный мессианизм, особенно в годину исторического благополучия, слишком легко переходит в национальную исключительность... Национальное чувство поэтому нужно всегда держать в узде, подвергать аскетическому регулированию и никогда не отдаваться ему безраздельно. Идея избрания слишком легко вырождается в сознание особой привилегированности, между тем как она должна родить обостренное чувство ответственности и усугублять требовательность к себе. …Одним словом, национальный аскетизм должен полагать границу национальному мессианизму”.

Список используемой литературы

1. Н.А.Бердяев «Русская идея».

2. Вышеславцев Б.П. Русский национальный характер //Вопросы философии.-1995.-№6.

3. Лихачев Д.В. Русский национальный характер //Вопросы философии.-1990.-№4.

4. Лосский Н.О. Характер русского народа.- М.,1990.

5. Громов М.Н. Вечные ценности русской культуры //Вопросы философии.-1994.-№1.

6. Н.А.Бердяев Судьба России. - М.,1990.

Размещено на Allbest.ru

...

Подобные документы

Анализ произведения великого русского философа Николая Александровича Бердяева "Судьба России". Сложность понимания русского характера, противоречивость - его отличительная черта. Проблема интеллигентного сознания, слов и реальности в общественной жизни.

творческая работа , добавлен 18.12.2011


Актуальность вопроса о специфике русской философии в настоящее время. Проблема "Россия и Запад" в философских исканиях и теориях Н. Бердяева, Н.Я. Данилевского. Осмысление особенностей отечественной культуры, русского национального самосознания.

реферат , добавлен 09.08.2010


Биография выдающегося русского философа Николая Александровича Бердяева. Увлечение марксизмом, административная ссылка. Участие в религиозно-общественных движениях русской эмиграции в Германии. Мировоззрение и философия Бердяева: краткий обзор работ.

реферат , добавлен 21.09.2009


Характеристика основных свойства и качеств русского национального мироотношения: Н. Бердяев об антиномичности русской души. Изучение положительного и отрицательного в русском характере. Особенности выражения преимущества национального мироотношения.

контрольная работа , добавлен 22.02.2010


Социально-политические условия для развития философской мысли в 20-30 годы XX века; идеи и взгляды философов Н. Бердяева, Г. Флоровского, В.В. Зеньковского, П. Сорокина о судьбе России. Основные черты нации в ХХ ст., самобытность "русского идейного пути".

курсовая работа , добавлен 10.06.2014


Изучение особенностей ментальности, культуры и характера русского народа. Доброта и даровитость, как первичные свойства русского народа. Свобода русского духа. Россия – "Неизвестная земля" (И. Ильин, А. Хомяков, В. Соловьев). "Сказочный" взгляд на Россию.

контрольная работа , добавлен 13.11.2010


Отношение Струве в марксистской философии, критика марксистской теории социальной революции. Понимание социализма, причины формирования радикально-революционного характера марксистского учения. Суть либерализма и его преимущества, концепция государства.

контрольная работа , добавлен 18.11.2009


Биография русского философа и публициста Н. Бердяева. Анализ его политических взглядов. Идеи о демократии и тоталитаризме, взаимодействии свободы личности и "коллективизации совести". Идентичность роли коммунизма в России и протестантской этики на Западе.

реферат , добавлен 07.05.2009


Идеи средневековых мистиков и русского религиозного романтизма в произведениях Н.А. Бердяева. Отношение философа к Февральской революции 1917 года. Создание религиозно-философской академии в Берлине. Сущность основных идей философии Н. Бердяева.

реферат , добавлен 22.03.2009


История развития и зарождения русского мистического космизма. Основные положения представителей русского космизма, опирающихся на естествознание. Раскрытие специфики русской философии по сравнению с восточной и западноевропейской философскими традициями.

Русский национальный характер: Каков он? Что в нем особенного? В условиях труднейшихисторических испытаннний, выпавших на долю нашей страны, в характере человека появились мужество, стойкость, любовь к родине, воля и энергия, чуство собственного достоинства, честность, доброта, самопожертвование: "Кажется прост человек, а придетсуровая беда, в большом и малом, и поднимается в нём великая сила - человеческая красота", - писал А.Н. Толстой. О "таинственном" и "загадочном" русском характере слогались легенды.

В центре рассказов, повестей, романов, поэм многих русских писателей и поэтов находится проблема русского национального характера. В произведениях Б. Полевого "Повесть о настоящем человеке", Б. Васильева "А зори здесь тихие", М. Шолохова "Судьба человека", В, Распутина "Пожар", А. Солженицина "Матренин двор":

В поисках русского национального характера Солженицин заглядывает в "самую нутряную Россию" и находт человека, превосходно сохраняющего себя в смутных, нечеловеческих условиях действительности - Матрёну Васильевну Григорьеву. Рассказ "Матренин двор" полностьюавтобиографиичен и достоверен. Жизнь Матрёны Васиильевны Захаровой и смерть её воспроизведены как были. Истинное название деревни - Мильцево Владимирской области.

Имя героини Солженицина вызывает в памятти образ Матрены Тимофеевны Корчагиной, а также образы других некрасовских женщин - Тружениц: Так же, как они, героиня рассказа "ко всякой работе ловка", приходилось ей и коня на скаку останавливать, и в горящую избу входить. Правда, в этих эпизодах солженицынская крестьянка совершенно лишена героического начала (конь, остановленный Матрёной, сани понёс с испугу; во время пожара героиня спасает фикусы). Нет в её внешности ничего от "величавой славянки", не назовешь её "красавицей, миру на диво". Она скромна и неприметна.

На долю старухи Матрёны выпало "много обид, много несправедливостей". Но она не обижается на мир. Говорит с "лучезарной улыбкой", доброжелательно, "с тёплым мурчанием". Это образ-символ. В бескорыстии и кротости Матрёны писатель усматривает долю праведности. Она идёт из глубины души Матрёна. "Есть такие прирождённые ангелы - они как будто невесомы, они скользят как бы наверх этой жизни, нисколько в ней не утопая, даже касаяс ли стонами её поверхности? Каждый из нас встречал таких, их не десятеро и не сто на Россию, этто - праведники:" - пишет Солженицин об этом образе. Матрёна "в ладах с совестью своей".

Быт Матрёны поражает своей неустроенностью. Всё её богатство - фикусы, колчаногая кошка, коза, мыши и тараканы, да ещё пальто перешитое из железнодорожной шинели. Всё это свидетельствует и о бедности Матрёны, проработавшей всю жизнь, и о её самоограничении. Кажется сама природа живёт в доме Матрёны. Живущая в ладу с природой она, весьма сдержанно относится к попыткам человека вторгнутся в её владения, например к освоению космоса: ":чего-нибудь изменят, зиму или лето".

"У неё было верное средство вернуть доброе расположение духа - работа". Не получая ничего за свою работу, она по первому зову идёт помогать соседям, колхозу. Абсолютно лишенная корыстолюбия и зависти, она получает удовольствие от самой работы: "В охотку копала, уходить с участка не хотелось". Даже в моменты физической слабости "дела звали" Матрёну "к жизни". Так и жила она: "зимой салазки на себе, летом вязанку на себе".

По Солженицину, естественны для народного характера независимость, открытость, искреннсть, доброжелательность по отношению к людям, и к своим, и к чужим. Она "не могла отказать" и даже "покидала свой черёд дел". При этом она не испытывала и оттенка зависти, если видела изобилие и относительное благополучие в хозяйстве, искренне радовалась за людей, понимала бренность, невечность и ненужность материальных благ. Матрёна "не гнолась за обзаводм, не выбивалась, чтобы купить вещи и потом беречь их больше своей жизнм, не гналась за нарядами". Всё это она считала глупостью и не одобряла. Глупы были люди, не понимающие истинную ценнность жизни и спорящие из-за избы погибшей матрёны. Очеень показательна трагедия, произошедшая на переезде в погоне за материальным благом, за зароботком.

Заслуга А.И. Солженицина в изображении русского национального характера состоит в том, что он спустил с героических высот образ простого человека. Он показал, что мощь России создаёт не человек-монумент, а миллионы скромных Матрён. Россия, по солженицину, будет стоять, пока стоит ": посреди неба" изба праведници Матрёны.